Не стоит бегать от снайпера, только умрёшь уставшим
Хасяндра! Огромное тебе спасибо за такую замечательную картинку, она очень подходит к этой главе))) 
Автор: _SHAMBALA_
Бета: Амирам
Гамма: Хасяндра
Жанр: драма, романс
Рейтинг: для этой главы PG-13
Пейринг: Какаши/Ирука; Генма/Эбису
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: смерть персонажа
Предыдущие главы:Главы 1 - 13
читать дальшеКакаши уже полчаса стоял у двери в палату Ируки, не решаясь войти. Вчера, после операции, ему удалось убедить заведующего отделением позволить увидеть Умино, когда того только что перевели в послеоперационную палату. Зайти удалось лишь на несколько минут, но и те показались Хатаке самыми длинными в его жизни.
Неестественная бледность резко бросилась в глаза. Обычная, чуть подёрнутая золотистым загаром, смуглая кожа парня сейчас была слишком белой. Под глазами ярко обозначились тёмные круги, а из-под волос, от самого виска, заходя на скулу с правой стороны лица, расплылась иссиня-чёрная гематома. Тонкие разноцветные провода тянулись к телу молодого человека со всех сторон, опутывая его, словно зловещая паутина. Капельницы, какие-то непонятные аппараты и всевозможные ёмкости занимали всё свободное пространство вокруг, по крайней мере, Какаши именно так и казалось. Словно все эти жуткие медицинские принадлежности и инструменты намеренно старались укрыть от него Ируку, отдалить, не позволить к нему приблизиться.
Лишь неимоверным усилием воли Хатаке удалось заставить себя сдержаться и не броситься к пока ещё бессознательному телу Умино, на ходу срывая с него все эти провода и выдёргивая иголки. Просто немыслимо хотелось освободить тело своего любимого от этих чёртовых оков, которые в данный момент, как ни прискорбно, поддерживали в нём жизнь. Жизнь, которая совсем недавно ярким, ослепительным светом сияла в радостных и таких бесконечно любимых глазах Ируки. А сейчас он лежит на больничной постели, опутанный паутиной проводов, а из аппарата, стоящего к нему ближе всех, раздаётся противное пиканье, отмеряющее биение его бескорыстного, любящего и такого доброго сердца.
Какаши на мгновение стало трудно дышать. Все эти мысли, смешавшиеся в безумном хороводе, с силой наваливались одна за другой, заставляя слишком явственно почувствовать, как же поздно он задумался над тем, что было ему подарено. Ему, не заслуживающему даже сотой доли тех светлых чувств, которые Ирука испытывал по отношению к нему и не скрывал ни от кого, открыто радуясь и надеясь на взаимность. Ведь это было так просто, так правильно - всего лишь открыться ему в ответ и принять свои собственные чувства, наслаждаясь близостью любимого человека. А теперь… Теперь поздно. Ирука чуть не умер по его вине. Погиб Эбису, его лучший друг. Генма теперь навсегда потеряет часть самого себя, похоронив возлюбленного. Всё это… Так много всего! Снова Хатаке с силой сжал кулаки, в безумном порыве броситься к постели Ируки и прямо сейчас, несмотря на то, что он и не услышит его вовсе, умолять простить его. Нет, не простить, прощения он не заслуживает, умолять позволить остаться рядом, не прогонять. Не прогонять из этой отвратительно белой палаты, из своей жизни, на которую Какаши теперь не имеет никакого права, из своих мыслей…
Всё было неправильно… Совершенно неправильно. Вся его чёртова жизнь казалась бессмысленной и бесцельной, если Умино больше никогда не будет в ней. И не было ничего до, и не будет ничего после. Лишь боль, отчаяние и сожаление, переполняющие сердце, навсегда поселятся в нём, если Ирука не позволит ему быть рядом. А он имеет на это полное право, после всей той боли, что Хатаке ему причинил, когда так бесцеремонно, не задумываясь, предал. Снова захотелось приблизиться к постели, прикоснуться хотя бы вскользь к обвитой шнуром от капельницы ладони, погладить тонкие, непривычно белые пальцы, кажущиеся сейчас слишком худыми.
Видимо почувствовав его сиюминутный порыв, врач, стоящий всего на шаг позади, тихонько положил ему руку на плечо и попросил покинуть палату.
А сегодня Ирука уже полностью отошёл от наркоза, и Какаши всё стоит возле двери его палаты, не решаясь войти. Буря эмоций, захлёстывающая его, путает мысли, заставляет задыхаться от волнения, а сердце колотится с такой силой, что, кажется, готово проломить грудную клетку. Безумная радость от того, что Умино пришёл в себя, что операция прошла успешно и состояние стабильное, неумолимо омрачается страхом. Страхом увидеть в его глазах презрение и даже ненависть. Что ж, он это заслужил полностью.
- И долго ты так стоять будешь? – тихий голос Ширануи показался Хатаке слишком резким, разрывающим тишину, просто оглушительным.
- Генма, ты…
- Я только что закончил с приготовлениями к похоронам и позвонил заведующему отделением. Он мне и сказал, что Ирука уже отошёл от наркоза и что его можно увидеть.
- Тебе отдохнуть надо, ты ведь на ногах еле держишься, – Хатаке хотел ещё что-то сказать совершенно измученному, осунувшемуся за какие-то полтора суток, напоминающему сейчас больше призрака, нежели живого человека, другу, но тот его перебил.
- Я тебя спрашиваю, ты долго ещё у закрытой двери топтаться будешь? Я за тобой уже минуть пятнадцать наблюдаю, – Ширануи внимательно посмотрел усталым взглядом на растерявшегося друга.
- Я как раз собирался войти. Просто…
- Просто что? Ты боишься его увидеть, так ведь?
- Нет, я не боюсь! – ответил Хатаке с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.
- Я немного не так сказал, – поправил сам себя хореограф. – Ты боишься увидеть его реакцию. Ты боишься, что он не примет тебя, что оттолкнёт и не захочет ни видеть, ни говорить.
- Ты, как всегда, прав… – Хатаке с силой выдохнул, словно силясь подобрать слова. – Ты ведь понимаешь, ты ведь знаешь, что всё это из-за меня! Из-за меня он сейчас лежит там, чудом оставшись в живых. Из-за меня погиб Эбису! Из-за меня ты лишился человека, которого любил и…
- Прекрати! – Ширануи схватил опустившего голову пепельноволосого за грудки и с силой встряхнул. – Прекрати сейчас же! Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, винишь во всём произошедшем только себя, и ты прав в какой-то мере. Да, Хатаке, ты прав. Ты действительно сделал слишком много того, чего не должен был! Ты сглупил, совершил ошибку, просто оказался набитым дураком, ничего не видящим дальше своего носа! Но ты сделал это неосознанно. Ты никому не хотел причинить вреда, а уж тем более не желал, чтобы всё произошло по такому жуткому сценарию! – на несколько секунд хореограф замолчал, переводя дух и подбирая слова. – Пусть это будет и слабым утешением для тебя, но всё же. Я считаю именно так и в смерти Эбису не считаю тебя виновным. Просто стечение обстоятельств. Глупое, трагическое стечение обстоятельств. Это могло произойти с каждым из нас. Даже мы с тобой, пока добирались на машине до больницы, с лёгкостью могли оказаться на том свете, ведь половины дороги, по которой мы ехали, ты не видел! Ты просто не смотрел на неё, погружённый в свои мысли… Как и я сам.
- Но ведь именно из-за меня…
- Заткнись! Замолчи, Какаши! Тебе есть к кому войти в эту грёбаную палату! Он там! Он живой! Как ты не понимаешь! Это самое главное! Остальное просто не имеет значения! – Генма с силой тряс Хатаке за полы одежды, заставляя встряхнуться и реально посмотреть на вещи.
- Как ты не поймёшь, у тебя ведь есть самый дорогой человек в жизни, и он здесь, живой… Пусть покалечен, пусть пострадал по твоей вине, но он выжил! А значит, у тебя есть возможность валяться у него в ногах, вымаливая прощение, даже отвергнутым находиться рядом, хотя бы просто смотреть на него со стороны иногда! Ты не представляешь, как это важно… И как тебе повезло, что ты можешь это сделать, – Ширануи опустил руки, перестав терзать одежду друга и, отойдя на шаг назад, провёл ладонью по лицу, смахивая несдерживаемые слёзы. – Просто иди, Какаши, иди к нему. Пусть он сам решит, что и как, верить тебе или нет, прощать или нет, но ты пойдёшь к нему, ты его увидишь и сможешь быть рядом.
- Я ведь должен буду рассказать ему об Эбису, да? – Хатаке поёжился, по коже пробежался холод, оставляя за собой липкий, влажный след страха.
- Думаю, да, ты будешь первым, кого он увидит, придя в себя, не считая медицинского персонала. Да и вообще, ты должен рассказать ему обо всём, Какаши, как бы тяжело это не было. Только ты один сейчас ему нужен.
- Ты о чём? Он ведь ненавидит меня после нашей ссоры. И это при том, что ещё не знает, что всё произошедшее с ним тоже из-за меня! Чёрт! Я принёс самому дорогому для себя человеку только боль и страдания! Как вообще он сможет после всего этого со мной разговаривать! Да он видеть меня не захочет после того, как узнает, что к чему! А Эбису… За него он меня вообще никогда не простит…
- Может, и не простит, – Генма облокотился на стену и всеми силами боролся со стремительно наваливающейся усталостью, стараясь оставаться в сознании, – но ведь это Ирука. Неужели ты, Какаши, так и не понял его? Не узнал по-настоящему?
- Я узнал! Я знаю…
- Ничего ты не знаешь, – тихий голос Ширануи стал вообще едва слышимым. – Ирука особенный человек, и общие мерки и понятия к нему не подходят абсолютно. Так что иди. Пусть будет непросто, пусть я ошибаюсь в его ответной реакции, это не важно. Ты должен пойти к нему. Пойти и всё рассказать, всё полностью, ничего не утаивая и ничего не преуменьшая. Не нужно его жалеть, иначе только хуже сделаешь. И пусть тебе мои слова сейчас покажутся полным бредом, но он не прогонит тебя. Только не Ирука.
- Я не знаю, что мне делать. Вернее, не знаю, как себя вести. Что говорить, как говорить? Я…
- Ты просто можешь пойти к нему. Понимаешь? Просто можешь пойти и увидеть его, живого… Ты даже не представляешь, что это значит на самом деле, – хореограф опустил голову, и на пол у его ног упали маленькие прозрачные капли слёз. – Какаши, ты ведь можешь пойти к нему! Он там! Ирука там, живой! О чём ты раздумываешь, твою мать! Несмотря ни на что, жизнь дала вам двоим второй шанс! Шанс, который для меня и Эбису уже никогда, слышишь? Никогда не представится! Не просри всё снова, как ты делал до этого! Да, теперь будет сложнее, намного сложнее, но, тем не менее, будет! Это самое главное, у вас есть шанс на это чёртово «будет»!
Хатаке смотрел на не сдерживающего рыдания друга и понимал, что он прав. Что, действительно, судьба дала им вторую попытку. И пусть Ирука не простит и не примет, но он есть. Он рядом… И даже если придётся наблюдать за ним лишь со стороны всю оставшуюся жизнь, Какаши будет счастлив иметь такую возможность. А то, что в его жизни уже никогда не будет места другому человеку, он полностью осознал и принял как данность. Это правильно, так и должно быть. Жаль, что понял это он слишком поздно. Хотя… Не слишком поздно, есть ещё шанс, есть надежда. А вот у Генмы её нет. Нет ни того, ни другого. Только боль и неимоверная тяжесть потери. И ничем уже не поможешь, ничего не исправишь, не вернёшь назад…
- Генма, ты подожди меня, посиди на диване возле регистратуры. Я после тебя домой отвезу, – Хатаке собрался с духом и, наконец, протянул руку к дверной ручке. Ещё немного помедлив, он всё-таки потянул дверь на себя и вошёл в палату.
Такого дикого страха он ещё никогда не испытывал. Такое ощущение, что шёл он сейчас к собственному месту казни. Казни заслуженной и неминуемой. Словно на закланье… Вот сейчас он поднимет глаза и увидит Ируку, увидит его презрительный, ненавидящий взгляд. И, конечно, он сразу же отвернётся. Обязательно отвернётся, зачем смотреть на того, кто предал тебя, растоптал все твои чувства, заставил страдать. А ведь он ещё ничего не знает, ведь та ссора всего лишь малая толика из всего случившегося, и, пожалуй, самая безобидная. Чёрт! Как же посмотреть на него? Как сказать? Как объяснить произошедшее? Хатаке чувствовал, что просто не в силах даже поднять глаза на лежащего рядом Ируку, не то, что заговорить.
- Привет, – тихий, немного хриплый голос молодого человека, словно ушат холодной воды мгновенно привёл в чувства постановщика, заставив резко вздёрнуть голову и во все глаза уставиться на него, не в силах ответить. Того, что Умино сам заговорит с ним, Какаши уж точно не ожидал.
И не было во взгляде парня ни тени злобы, презрения или ненависти. Лишь нечеловеческая усталость и такое родное, до боли знакомое тепло. Бесцветные губы, едва выделяющиеся на мертвецки бледном лице, медленно растянулись в улыбку.
- Я так рад, что ты пришёл, – Умино сильнее наклонил голову в сторону замершего на пороге постановщика и, слегка приподняв руку, едва заметно пошевелил пальцами, прося подойти ближе.
- Ирука… – лишь смог выдавить из себя на выдохе Хатаке и, метнувшись в сторону кровати, упал возле неё на колени. Трясущимися руками сжав ладонь танцора, мужчина уткнулся в неё лбом и, не поднимая головы, простонал:
- Как же так… Почему? Ты не прогоняешь меня?
- Какаши, что ты делаешь? – такое поведение постановщика явно удивило Ируку. Видеть своего возлюбленного, стоящего на коленях, да ещё говорящего такие странные вещи он не привык. Он вообще его таким никогда не видел. Слишком обеспокоенным, слишком напряжённым, слишком… Всё слишком. – Я действительно хотел, что бы ты пришёл. Очень хотел. Встань, пожалуйста, а то я себя как-то неловко чувствую. Ты переживал из-за случившегося? Поэтому так себя ведёшь? Всё хорошо, со мной всё в порядке. Я жив и почти здоров, – Умино снова вымученно улыбнулся, пытаясь выглядеть не столь жалким и беспомощным. Свободно двигать он мог только руками и головой, нижняя часть его туловища была закована в гипс и тугие бинты.
- Нет… Не встану, – Хатаке лишь сильнее прижался к руке и, не поднимая глаз, продолжал говорить. – Я теперь только так должен стоять перед тобой, только так… Здесь моё место.
- Что ты такое говоришь? Какаши, ты меня пугаешь. Я не привык к тебе такому. Не надо. Всё хорошо.
- Нет! Не хорошо! Всё совсем не хорошо! Когда ты меня выслушаешь, ты сам в этом убедишься, – мужчина медленно поднял голову и посмотрел на взволнованного Умино. Тот никак не мог понять столь странного поведения своего возлюбленного. Понятное дело, что Хатаке сильно переживал за него, в этом Ирука не сомневался, несмотря на всё произошедшее между ними, но всё обошлось, и преклоняющийся Какаши пугал его.
- Послушай… – Ирука вздохнул и сжал в своей ладони дрожащие пальцы Хатаке. – Я ведь всё прекрасно понимаю, у меня серьёзная травма. Я ведь прав? Только не скрывай от меня ничего, говори как есть.
- Да. То есть, по общим меркам - ты ещё легко отделался, учитывая ситуацию, но…
- Я, как только от наркоза отошёл, отлежался немного, в себя пришёл, попробовал пошевелиться, – Умино прервал речь пепельноволосого, нервно перебирая пальцы на его руке. – Но не смог толком, – парень замолчал, силясь подобрать слова. – Как мог, осмотрел себя, половина моего тела закатана в гипс, железки там ещё какие-то страшные торчат, – Ирука слегка махнул рукой в сторону подножья кровати, указывая на металлические штыри, окольцовывающие правую ногу. – Сейчас с каждой минутой боль усиливается, видимо, действие медикаментов окончательно проходит. Понятное дело, что там всё хреново.
- Ты будешь ходить, тебе не грозит оказаться прикованным к постели, – Хатаке как мог, старался говорить более ровным, уверенным голосом, – если такие мысли тебя посетили, в чём я уверен. Вот только…
- Танцевать уже не смогу, – как-то слишком резко и прямо прозвучала эта фраза из уст Умино. Глаза парня в этот момент стали какими-то бесцветными, словно мёртвыми. А отстранённый, пустой от эмоций голос больно бил по сознанию.
- Не сможешь… – Какаши силился сказать ещё что-то, но просто не мог выдавить из себя ни слова, глядя на моментально потухшего Ируку.
Ирука молчал. Просто бессмысленно уставился в потолок и молчал. Да и что он мог сказать теперь по этому поводу. Жив остался и то, считай, подарок судьбы. Подарок… За этот подарок она взяла достойную плату. Невозможность танцевать для Умино была равносильна потере самого дорого в жизни, не просто дорогого, а её смысла. Танец, которым жил и дышал Ирука с ранних лет, станет теперь для него недосягаем. Как однажды он сказал Эбису: «В душе я всегда буду танцевать…»
- А где Эбису? – Ирука задал это вопрос так неожиданно, что Какаши даже онемел на какое-то мгновение, силясь сообразить, что и как теперь будет разумнее говорить. А говорить придётся, он и так собирался сделать это сам, только не рассчитывал, что Умино сам, первый о нём заговорит.
Пока постановщик мучительно собирался с мыслями, пытаясь подобрать нужные слова для такой невыносимо тяжёлой беседы, Ирука уже чуть ли не привстал на постели, с беспокойством глядя на него. Теперь в глазах парня не было и тени той предшествующей пустоты, теперь в его глазах с нарастающей силой полыхало волнение и даже страх.
- Что с ним, Какаши? Ведь он уже давно должен был быть здесь. Он бы ни на шаг от меня не отошёл! – в голосе парня явно стали проскальзывать взволнованные нотки. – Где он? Где Генма?
- С Генмой всё в порядке, он здесь, в коридоре, тоже пришёл к тебе, а Эбису… – Какаши снова осёкся. Никогда он не думал, что всего несколько слов могут застрять в горле твёрдым удушливым комом, не в силах вырваться из горла.
- Не молчи, – ровный, уверенный тон Ируки заставил Хатаке вынырнуть из ступора и проглотить таки ненавистный ком, мешающий говорить.
- Эбису погиб, – свой собственный голос постановщик слышал словно со стороны. Даже показалось, что будто и не он вовсе произнёс эту страшную фразу.
Умино замер. Просто перестал двигаться, смотреть, даже дышать на какое-то мгновение, впитывая и переваривая услышанные слова. Сжимающая пальцы Какаши ладонь застыла, мёртвой хваткой удерживая и не позволяя даже шелохнуться.
- Как…
- Позавчера вечером, когда с тобой произошло это несчастье, он разбился на машине по дороге в больницу, – словно на выдохе проговорил Хатаке.
Ирука молчал. Он повернул голову в сторону окна и не произносил больше ни слова. Его рука ещё сильнее сжала пальцы пепельноволосого. Сквозь напряжённое молчание можно было собственной кожей почувствовать то напряжение, боль и неистовую тоску, огромным комом навалившуюся на и без того страдающего парня.
Какаши тоже молчал, боясь потревожить Ируку в самый тяжёлый момент его жизни. Его лучшего друга не стало, не стало по вине его возлюбленного, он даже не сможет присутствовать на его похоронах, он даже…
- Он умер сразу? – словно раскат грома прозвучал отчётливый голос Умино. – Он не мучился?
- Мгновенная смерть. На происшествие выезжал знакомый полицейский Генмы, он всё и рассказал. Также он арестовывал Мизуки в этот же вечер, немного ранее и…
- Мизуки - это ведь тот, кто меня…
- Да, это он. Сейчас он под следствием, суд через две недели, – Какаши сейчас ужасно хотелось, чтобы Ирука повернулся к нему и посмотрел. Посмотрел, возможно, в последний раз. Ведь после того, что он ему сейчас скажет, тот вряд ли захочет его ещё когда-либо видеть. Но Ирука продолжал смотреть в сторону, даже не думая поворачиваться.
- Ирука… Это всё из-за меня. Всё что произошло с тобой, с Эбису, всё это по моей вине, – Хатаке начал говорить и теперь прекрасно понимал, что не остановится, пока не закончит, чего бы это ему ни стоило. – Это я виноват. Только я, – постановщик аккуратно высвободил свою руку из ладони Умино и поднялся с колен.
- Я спровоцировал Мизуки на твоё убийство. Он ведь именно это собирался сделать, хвала всем возможным богам, что безрезультатно. В тот вечер он пришёл ко мне в кабинет студии и стал проситься обратно, на твоё место. Само собой я отказал, но был с ним слишком груб, наговорил много лишнего, разозлил его намеренно, стараясь причинить как можно больше боли в отместку за его предательство. Я ведь не мог предположить, что он решит отыграться на тебе! – Какаши практически прокричал эти слова. – Просто хотел его раздавить морально, заставить почувствовать себя ненужным, изгоем и… Я не хотел, что бы всё так вышло, я не подумал, что эта мерзкая тварь будет мстить! Как говорит Генма, я вечно не вижу самого основного. Если бы я был хоть немного умнее, я бы не стал так себя вести с неуравновешенным психически человеком, но теперь поздно об этом говорить! Теперь не вернуть этих проклятых дней назад и ничего не исправить! – понимая, что перешёл на крик, Хатаке постарался сбавить обороты и говорить немного тише. – Но это меня ни в коей мере не оправдывает, я понимаю и готов принять любую кару за то, что я сделал.
Мизуки тебя чуть не убил, Эбису погиб, когда ехал к тебе в больницу, стараясь быстрее добраться и оказаться рядом с другом, Генма… Генма теперь уже никогда не станет прежним, пережив потерю своего любимого. И это всё я! В этом моя вина! Я не подумал, я не осознал вовремя, я позволил этому кошмару осуществиться! – как ни старался сдерживаться, Какаши снова переходил на повышенные ноты. - Ничего, кроме боли и разочарования, я тебе не принёс. Для самого дорогого и любимого человека… Да, я слишком поздно это осознал, слишком долго копался в себе, слишком многого хотел и боялся потерять то несущественное на самом деле, ненужное и убогое, что у меня было, отдаваясь во власть эмоций. Это было непривычно для меня, даже, в какой-то мере, страшно и пугающе. Я дурак! Трус и подонок! Никто и ничто меня не оправдывает! Для тебя я оказался палачом… Я разрушил все, что у тебя было, весь твой мир, твою жизнь, ворвавшись в неё со своим гнилым мировоззрением, не желая считаться и разрывая сердце на части унижением и…
Хатаке замолчал. Каждое собственное слово заставляло его сильнее дрожать и ежиться от осознания всего того, в чём он винил себя теперь.
Всё то время, пока Какаши говорил, Ирука всё так же молча смотрел в другую сторону. Ни словом, ни жестом не показывая своего состояния.
- Ты вправе меня ненавидеть, ты должен меня ненавидеть за всю ту боль, что я тебе причинил! Я сам себя ненавижу! Ненавижу с такой силой, что готов уничтожить собственными руками! Но нет, я не стану пытаться свести счёты с жизнью, она слишком кратковременна и драгоценна, хотя именно моя и гроша ломаного не стоит. Я буду жить, буду рядом с тобой, пусть лишь издалека, лишь на расстоянии, но я никогда, ни за что не оставлю тебя больше. Слышишь? Никогда! Никто, кроме тебя, не займёт твоё место в моей жизни, никогда…
Так и не дождавшись от Умино хоть какой-нибудь реакции или движения, Хатаке молча развернулся и направился в сторону выхода. Сейчас не лучший момент для того, чтобы и дальше стоять у него над душой, произнося никому не нужные слова, в жалких попытках хоть как-то поддержать и помочь. Чем он может помочь? После всего того, что сделал? Ему самое место за дверью. А Ирука пусть побудет сейчас наедине со своими мыслями. Пусть осмыслит сказанное им, в очередной раз убедится в том, насколько он ошибся, выбрав такого человека, как Хатаке, и проклянёт его самой лютой ненавистью.
- Заслужил… Полностью заслужил, – только эти несколько слов, словно эхо, раздавались в голове снова и снова, мешая хоть каким-нибудь другим мыслям заявить свои права на жизнь. – Уйти. Просто уйти и не тревожить его больше сегодня. Но только сегодня! В том, что он вернётся и вообще теперь никогда не покинет Умино, даже учитывая то, что будет ему противен и отвратителен, Какаши не сомневался. Он сделает всё, чтобы Ирука смог быстрее поправиться. Если надо, соберёт всех самых лучших врачей из самых далёких мест, лишь бы только это помогло его Ируке. Лишь бы он смог почувствовать себя хоть немного лучше. И пусть он при этом будет стоять в стороне, это неважно, важно лишь здоровье его любимого человека.
Остановившись у самой двери, Хатаке обернулся и снова посмотрел на неподвижно лежащего на кровати парня. А затем развернулся и уже было протянул руку к двери, как услышал у себя за спиной тихий хриплый голос.
- Не уходи.
Какаши замер, хотя внутри всё завращалось с безумной силой и скоростью, сердце забилось в неистовом ритме. Может быть, показалось? Может, голос Ируки ему только почудился? Хатаке застыл возле двери с протянутой к ней рукой, не в силах совладать с собой и повернуться, наконец, в сторону кровати Умино.
- Ты не ослышался, Какаши, не уходи, пожалуйста, – молодой человек повернулся в сторону стоящего у входа мужчины. – Побудь со мной ещё немного.
Хатаке кое-как усилием воли взял себя в руки и на непослушных ногах медленно пошёл в сторону зовущего его парня. Не понимая, даже не веря в то, что тот его остановил, не дал уйти, а, напротив, попросил остаться. И в голосе Ируки не было злости, ненависти или презрения, лишь нечеловеческая усталость и глухая боль, разливающаяся по всему телу, проникающая в самое сердце.
Несколько шагов до больничной койки показались пепельноволосому длиною в целую жизнь, так неимоверно трудно было их сделать. Всё это время Умино, не отрываясь, смотрел на него, смотрел как-то странно, со смесью волнения и тревоги, будто боялся, что Какаши передумает и уйдёт, оставив его один на один со своей болью. С болью, которую сам Хатаке ему причинил, разбив вдребезги его привычный мир, перевернув в нём всё с ног на голову, заставив мучиться и страдать.
- Ирука, ты не прогоняешь меня? Но почему? – пепельноволосый вновь опустился перед кроватью на колени и потянулся было к свисающей с края кровати ладони, но остановился и непонимающим взглядом посмотрел на еле заметно улыбающегося сквозь слёзы парня. – Неужели после всего того, что я тебе рассказал, после всего того, что я сделал, ты ещё хочешь видеть меня? Я ведь разрушил твою жизнь… Полностью. По моей вине ты лишился самого дорого для тебя. Я не понимаю, так нельзя и…
- Помолчи, – Умино тяжело вздохнул и сам потянулся к Хатаке дрожащими пальцами, стараясь дотянуться до так и не коснувшейся его руки. Какаши, заметив этот жест, тут же сжал его ладонь в своих и осторожно поднёс её к губам. – Просто помолчи и послушай меня, – Ирука всхлипнул и смахнул свободной рукой вновь появившиеся на глазах слёзы. – Мне сейчас очень тяжело. Нет, тяжело - это не то слово, я просто не знаю таких слов, какими можно было бы сейчас описать моё состояние. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я умер. Я действительно в тот момент ничего не чувствовал, даже боль в ногах и спине, будто напрочь лишился всех чувств. Я чуть не задохнулся собственным дыханьем, или не захлебнулся в собственных слезах в один миг - не знаю, как это объяснить, я даже сам не понял, что происходило со мной в те минуты, когда я слушал тебя. Было такое ощущение, что всё происходящее не реально, словно это сон, а я ещё под наркозом, или что-то вроде этого. Как будто твои слова я слышал сквозь искажённое пространство, которое само по себе своевольно коверкало их, преображая и выдавая за действительность. Я слушал тебя и будто не слышал. Наверное, просто не хотел слышать… Никто, никогда в жизни не захотел бы услышать то, что ты мне рассказал, – Умино замолчал, сильнее сжав пальцы пепельноволосого, до сих пор держащего его руку возле своего лица.
- Иру, я…
- Подожди, я ещё не договорил, – Ирука снова решительно оборвал Хатаке. – Ты многое сказал, во многом раскаялся и винишь во всём случившемся исключительно себя…
- Но так и есть!
- Нет! – Ирука даже повысил голос, заставляя пепельноволосого замолчать и слушать его дальше. – Ты не мог предположить, что тот твой разговор с этим человеком, Мизуки, да?
- Мизуки, – сквозь зубы процедил Хатаке, подтверждая предположение Ируки относительно имени самого теперь ненавистного человека, после него самого.
- Так вот, ты ведь не знал, на что он способен, пусть даже из-за собственного нежелания замечать окружающих и всё такое прочее, но ты не мог предположить, на что он может пойти ради достижения собственных амбициозных целей. Ты ведь не думал, что он может попытаться меня убить…
- Нет! Я даже…
- Поэтому перестань вести себя так, будто ты собственноручно сбросил меня с балкона! Я понимаю, что тебе сейчас нелегко во всей этой сложившейся ситуации, чувство вины снедает тебя, заставляя ощущать себя причиной всего случившегося. Пусть это и так, в какой-то мере, но не по твоей вине, ты не можешь отвечать за действия больного на голову человека, а этот Мизуки именно такой, он нездоров психически, я ведь разговаривал с ним в тот вечер, смотрел в его горящие безумием глаза. Только вот сам вовремя не сообразил, чем этот его визит может закончиться, и чем мне это может грозить… – Умино закрыл глаза, стараясь прогнать из памяти навящевые образы последнего вечера в его жизни, когда он ещё был прежним, когда всё вокруг него было прежним… – Кстати, а что теперь с ним? – Ирука с опаской и ожиданием посмотрел на пепельноволосого.
- Сейчас он в камере предварительного заключения, суд состоится примерно через две недели.
- Быстро его поймали, или…
- Он не убегал. Он остался сидеть у тебя на балконе, там его и взяли.
- Это лишь подтверждает, что у него проблемы с психикой, – Умино поморщился от резкой боли в спине, действие наркоза прошло окончательно. Теперь всё тело нещадно ломило, заставляя отвлекаться на сильную боль, мешая говорить.
- Иру, что случилось? Позвать врача? Я сейчас! – Хатаке подскочил, готовый сорваться с места на поиски медицинского персонала.
- Подожди, послушай ещё немного, – молодой человек снова протянул к нему руку, отказываясь отпускать.
- Но тебе ведь плохо, я сейчас позову…
- Какаши, дослушай, пожалуйста, меня до конца! – Ирука вложил в голос все свои оставшиеся силы, чтобы казаться убедительнее, чтобы заставить этого упрямца остановиться. – Ты можешь винить себя во всём произошедшем, с каждым днём всё сильнее и сильнее убеждая себя в этом. Можешь считать, что искалечил мне жизнь, что из-за тебя я потерял всё самое дорогое и значимое, да что угодно можешь себе вдалбливать! От того, что ты уйдёшь из этой палаты, из моей жизни… мне не станет легче. Вслушайся в мои слова и пойми меня правильно, прошу тебя! Мне не станет легче на душе, боль в теле не пройдёт, Эбису не окажется жив, а Генма не перестанет страдать! И если ты уйдёшь, то тогда я лишусь единственного дорогого и нужного, что у меня осталось. Конечно, ты вправе уйти, если не хочешь. Но ты пришёл, а я ждал и решил, что для тебя это тоже важно, раз ты здесь и… – Умино запнулся, давясь слезами, не в силах говорить дальше.
- Конечно, важно, Иру… – Хатаке, стоя возле кровати, придвинулся ближе и аккуратно обнял парня, стараясь не причинить ему боли. – Для меня важно абсолютно всё, что касается тебя. Всегда было важно, просто я этого не понимал. Я столько упустил, столько раз делал глупости и причинял тебе страдания, я… Я просто дурак и последний кретин, который всю жизнь тешил исключительно собственное самолюбие, потакал лишь собственным прихотям, нисколько не заботясь о других. Меня не за что любить, не за что прощать! Почему ты всё это делаешь? Я ведь не достоин твоих чувств, твоей доброты, заботы, ласки и понимания, которые ты всегда в избытке мне давал! Ты только давал, а я только брал, и никак иначе!
- Глупый ты, – Ирука, превозмогая боль, всё-таки улыбнулся Хатаке, в его заплаканных глазах, где-то в глубине промелькнуло то привычное тепло, которым парень искренне делился со всеми дорогими ему людьми. – Я просто люблю тебя и ничего не могу с этим поделать…
- Это ты глупый! – пепельноволосый наклонился и осторожно стал покрывать частыми поцелуями лицо возлюбленного. Щёки, нос, припухшие от слёз глаза, подбородок, и наконец, добравшись до губ, прижался к ним своими, целуя нежно и аккуратно, боясь потревожить, сдерживая свои бушующие внутри эмоции. - И как же я рад, что ты именно такой, мой Ирука...
Только не смей меня прощать. Слышишь? Не смей! Не прогоняй, позволь остаться рядом с тобой, позволь помочь, не отказывайся от меня… Но только не прощай, никогда не прощай, я этого не заслуживаю и всегда буду помнить о том, что сломал жизнь единственному доверившемуся мне по-настоящему человеку. Человеку, который перевернул мой мир, заставил посмотреть на жизнь под другим углом, научил чувствовать и принимать свои собственные чувства такими, какие они есть, который стал для меня всем…
Автор: _SHAMBALA_
Бета: Амирам
Гамма: Хасяндра
Жанр: драма, романс
Рейтинг: для этой главы PG-13
Пейринг: Какаши/Ирука; Генма/Эбису
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: смерть персонажа
Предыдущие главы:Главы 1 - 13
читать дальшеКакаши уже полчаса стоял у двери в палату Ируки, не решаясь войти. Вчера, после операции, ему удалось убедить заведующего отделением позволить увидеть Умино, когда того только что перевели в послеоперационную палату. Зайти удалось лишь на несколько минут, но и те показались Хатаке самыми длинными в его жизни.
Неестественная бледность резко бросилась в глаза. Обычная, чуть подёрнутая золотистым загаром, смуглая кожа парня сейчас была слишком белой. Под глазами ярко обозначились тёмные круги, а из-под волос, от самого виска, заходя на скулу с правой стороны лица, расплылась иссиня-чёрная гематома. Тонкие разноцветные провода тянулись к телу молодого человека со всех сторон, опутывая его, словно зловещая паутина. Капельницы, какие-то непонятные аппараты и всевозможные ёмкости занимали всё свободное пространство вокруг, по крайней мере, Какаши именно так и казалось. Словно все эти жуткие медицинские принадлежности и инструменты намеренно старались укрыть от него Ируку, отдалить, не позволить к нему приблизиться.
Лишь неимоверным усилием воли Хатаке удалось заставить себя сдержаться и не броситься к пока ещё бессознательному телу Умино, на ходу срывая с него все эти провода и выдёргивая иголки. Просто немыслимо хотелось освободить тело своего любимого от этих чёртовых оков, которые в данный момент, как ни прискорбно, поддерживали в нём жизнь. Жизнь, которая совсем недавно ярким, ослепительным светом сияла в радостных и таких бесконечно любимых глазах Ируки. А сейчас он лежит на больничной постели, опутанный паутиной проводов, а из аппарата, стоящего к нему ближе всех, раздаётся противное пиканье, отмеряющее биение его бескорыстного, любящего и такого доброго сердца.
Какаши на мгновение стало трудно дышать. Все эти мысли, смешавшиеся в безумном хороводе, с силой наваливались одна за другой, заставляя слишком явственно почувствовать, как же поздно он задумался над тем, что было ему подарено. Ему, не заслуживающему даже сотой доли тех светлых чувств, которые Ирука испытывал по отношению к нему и не скрывал ни от кого, открыто радуясь и надеясь на взаимность. Ведь это было так просто, так правильно - всего лишь открыться ему в ответ и принять свои собственные чувства, наслаждаясь близостью любимого человека. А теперь… Теперь поздно. Ирука чуть не умер по его вине. Погиб Эбису, его лучший друг. Генма теперь навсегда потеряет часть самого себя, похоронив возлюбленного. Всё это… Так много всего! Снова Хатаке с силой сжал кулаки, в безумном порыве броситься к постели Ируки и прямо сейчас, несмотря на то, что он и не услышит его вовсе, умолять простить его. Нет, не простить, прощения он не заслуживает, умолять позволить остаться рядом, не прогонять. Не прогонять из этой отвратительно белой палаты, из своей жизни, на которую Какаши теперь не имеет никакого права, из своих мыслей…
Всё было неправильно… Совершенно неправильно. Вся его чёртова жизнь казалась бессмысленной и бесцельной, если Умино больше никогда не будет в ней. И не было ничего до, и не будет ничего после. Лишь боль, отчаяние и сожаление, переполняющие сердце, навсегда поселятся в нём, если Ирука не позволит ему быть рядом. А он имеет на это полное право, после всей той боли, что Хатаке ему причинил, когда так бесцеремонно, не задумываясь, предал. Снова захотелось приблизиться к постели, прикоснуться хотя бы вскользь к обвитой шнуром от капельницы ладони, погладить тонкие, непривычно белые пальцы, кажущиеся сейчас слишком худыми.
Видимо почувствовав его сиюминутный порыв, врач, стоящий всего на шаг позади, тихонько положил ему руку на плечо и попросил покинуть палату.
А сегодня Ирука уже полностью отошёл от наркоза, и Какаши всё стоит возле двери его палаты, не решаясь войти. Буря эмоций, захлёстывающая его, путает мысли, заставляет задыхаться от волнения, а сердце колотится с такой силой, что, кажется, готово проломить грудную клетку. Безумная радость от того, что Умино пришёл в себя, что операция прошла успешно и состояние стабильное, неумолимо омрачается страхом. Страхом увидеть в его глазах презрение и даже ненависть. Что ж, он это заслужил полностью.
- И долго ты так стоять будешь? – тихий голос Ширануи показался Хатаке слишком резким, разрывающим тишину, просто оглушительным.
- Генма, ты…
- Я только что закончил с приготовлениями к похоронам и позвонил заведующему отделением. Он мне и сказал, что Ирука уже отошёл от наркоза и что его можно увидеть.
- Тебе отдохнуть надо, ты ведь на ногах еле держишься, – Хатаке хотел ещё что-то сказать совершенно измученному, осунувшемуся за какие-то полтора суток, напоминающему сейчас больше призрака, нежели живого человека, другу, но тот его перебил.
- Я тебя спрашиваю, ты долго ещё у закрытой двери топтаться будешь? Я за тобой уже минуть пятнадцать наблюдаю, – Ширануи внимательно посмотрел усталым взглядом на растерявшегося друга.
- Я как раз собирался войти. Просто…
- Просто что? Ты боишься его увидеть, так ведь?
- Нет, я не боюсь! – ответил Хатаке с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.
- Я немного не так сказал, – поправил сам себя хореограф. – Ты боишься увидеть его реакцию. Ты боишься, что он не примет тебя, что оттолкнёт и не захочет ни видеть, ни говорить.
- Ты, как всегда, прав… – Хатаке с силой выдохнул, словно силясь подобрать слова. – Ты ведь понимаешь, ты ведь знаешь, что всё это из-за меня! Из-за меня он сейчас лежит там, чудом оставшись в живых. Из-за меня погиб Эбису! Из-за меня ты лишился человека, которого любил и…
- Прекрати! – Ширануи схватил опустившего голову пепельноволосого за грудки и с силой встряхнул. – Прекрати сейчас же! Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, винишь во всём произошедшем только себя, и ты прав в какой-то мере. Да, Хатаке, ты прав. Ты действительно сделал слишком много того, чего не должен был! Ты сглупил, совершил ошибку, просто оказался набитым дураком, ничего не видящим дальше своего носа! Но ты сделал это неосознанно. Ты никому не хотел причинить вреда, а уж тем более не желал, чтобы всё произошло по такому жуткому сценарию! – на несколько секунд хореограф замолчал, переводя дух и подбирая слова. – Пусть это будет и слабым утешением для тебя, но всё же. Я считаю именно так и в смерти Эбису не считаю тебя виновным. Просто стечение обстоятельств. Глупое, трагическое стечение обстоятельств. Это могло произойти с каждым из нас. Даже мы с тобой, пока добирались на машине до больницы, с лёгкостью могли оказаться на том свете, ведь половины дороги, по которой мы ехали, ты не видел! Ты просто не смотрел на неё, погружённый в свои мысли… Как и я сам.
- Но ведь именно из-за меня…
- Заткнись! Замолчи, Какаши! Тебе есть к кому войти в эту грёбаную палату! Он там! Он живой! Как ты не понимаешь! Это самое главное! Остальное просто не имеет значения! – Генма с силой тряс Хатаке за полы одежды, заставляя встряхнуться и реально посмотреть на вещи.
- Как ты не поймёшь, у тебя ведь есть самый дорогой человек в жизни, и он здесь, живой… Пусть покалечен, пусть пострадал по твоей вине, но он выжил! А значит, у тебя есть возможность валяться у него в ногах, вымаливая прощение, даже отвергнутым находиться рядом, хотя бы просто смотреть на него со стороны иногда! Ты не представляешь, как это важно… И как тебе повезло, что ты можешь это сделать, – Ширануи опустил руки, перестав терзать одежду друга и, отойдя на шаг назад, провёл ладонью по лицу, смахивая несдерживаемые слёзы. – Просто иди, Какаши, иди к нему. Пусть он сам решит, что и как, верить тебе или нет, прощать или нет, но ты пойдёшь к нему, ты его увидишь и сможешь быть рядом.
- Я ведь должен буду рассказать ему об Эбису, да? – Хатаке поёжился, по коже пробежался холод, оставляя за собой липкий, влажный след страха.
- Думаю, да, ты будешь первым, кого он увидит, придя в себя, не считая медицинского персонала. Да и вообще, ты должен рассказать ему обо всём, Какаши, как бы тяжело это не было. Только ты один сейчас ему нужен.
- Ты о чём? Он ведь ненавидит меня после нашей ссоры. И это при том, что ещё не знает, что всё произошедшее с ним тоже из-за меня! Чёрт! Я принёс самому дорогому для себя человеку только боль и страдания! Как вообще он сможет после всего этого со мной разговаривать! Да он видеть меня не захочет после того, как узнает, что к чему! А Эбису… За него он меня вообще никогда не простит…
- Может, и не простит, – Генма облокотился на стену и всеми силами боролся со стремительно наваливающейся усталостью, стараясь оставаться в сознании, – но ведь это Ирука. Неужели ты, Какаши, так и не понял его? Не узнал по-настоящему?
- Я узнал! Я знаю…
- Ничего ты не знаешь, – тихий голос Ширануи стал вообще едва слышимым. – Ирука особенный человек, и общие мерки и понятия к нему не подходят абсолютно. Так что иди. Пусть будет непросто, пусть я ошибаюсь в его ответной реакции, это не важно. Ты должен пойти к нему. Пойти и всё рассказать, всё полностью, ничего не утаивая и ничего не преуменьшая. Не нужно его жалеть, иначе только хуже сделаешь. И пусть тебе мои слова сейчас покажутся полным бредом, но он не прогонит тебя. Только не Ирука.
- Я не знаю, что мне делать. Вернее, не знаю, как себя вести. Что говорить, как говорить? Я…
- Ты просто можешь пойти к нему. Понимаешь? Просто можешь пойти и увидеть его, живого… Ты даже не представляешь, что это значит на самом деле, – хореограф опустил голову, и на пол у его ног упали маленькие прозрачные капли слёз. – Какаши, ты ведь можешь пойти к нему! Он там! Ирука там, живой! О чём ты раздумываешь, твою мать! Несмотря ни на что, жизнь дала вам двоим второй шанс! Шанс, который для меня и Эбису уже никогда, слышишь? Никогда не представится! Не просри всё снова, как ты делал до этого! Да, теперь будет сложнее, намного сложнее, но, тем не менее, будет! Это самое главное, у вас есть шанс на это чёртово «будет»!
Хатаке смотрел на не сдерживающего рыдания друга и понимал, что он прав. Что, действительно, судьба дала им вторую попытку. И пусть Ирука не простит и не примет, но он есть. Он рядом… И даже если придётся наблюдать за ним лишь со стороны всю оставшуюся жизнь, Какаши будет счастлив иметь такую возможность. А то, что в его жизни уже никогда не будет места другому человеку, он полностью осознал и принял как данность. Это правильно, так и должно быть. Жаль, что понял это он слишком поздно. Хотя… Не слишком поздно, есть ещё шанс, есть надежда. А вот у Генмы её нет. Нет ни того, ни другого. Только боль и неимоверная тяжесть потери. И ничем уже не поможешь, ничего не исправишь, не вернёшь назад…
- Генма, ты подожди меня, посиди на диване возле регистратуры. Я после тебя домой отвезу, – Хатаке собрался с духом и, наконец, протянул руку к дверной ручке. Ещё немного помедлив, он всё-таки потянул дверь на себя и вошёл в палату.
Такого дикого страха он ещё никогда не испытывал. Такое ощущение, что шёл он сейчас к собственному месту казни. Казни заслуженной и неминуемой. Словно на закланье… Вот сейчас он поднимет глаза и увидит Ируку, увидит его презрительный, ненавидящий взгляд. И, конечно, он сразу же отвернётся. Обязательно отвернётся, зачем смотреть на того, кто предал тебя, растоптал все твои чувства, заставил страдать. А ведь он ещё ничего не знает, ведь та ссора всего лишь малая толика из всего случившегося, и, пожалуй, самая безобидная. Чёрт! Как же посмотреть на него? Как сказать? Как объяснить произошедшее? Хатаке чувствовал, что просто не в силах даже поднять глаза на лежащего рядом Ируку, не то, что заговорить.
- Привет, – тихий, немного хриплый голос молодого человека, словно ушат холодной воды мгновенно привёл в чувства постановщика, заставив резко вздёрнуть голову и во все глаза уставиться на него, не в силах ответить. Того, что Умино сам заговорит с ним, Какаши уж точно не ожидал.
И не было во взгляде парня ни тени злобы, презрения или ненависти. Лишь нечеловеческая усталость и такое родное, до боли знакомое тепло. Бесцветные губы, едва выделяющиеся на мертвецки бледном лице, медленно растянулись в улыбку.
- Я так рад, что ты пришёл, – Умино сильнее наклонил голову в сторону замершего на пороге постановщика и, слегка приподняв руку, едва заметно пошевелил пальцами, прося подойти ближе.
- Ирука… – лишь смог выдавить из себя на выдохе Хатаке и, метнувшись в сторону кровати, упал возле неё на колени. Трясущимися руками сжав ладонь танцора, мужчина уткнулся в неё лбом и, не поднимая головы, простонал:
- Как же так… Почему? Ты не прогоняешь меня?
- Какаши, что ты делаешь? – такое поведение постановщика явно удивило Ируку. Видеть своего возлюбленного, стоящего на коленях, да ещё говорящего такие странные вещи он не привык. Он вообще его таким никогда не видел. Слишком обеспокоенным, слишком напряжённым, слишком… Всё слишком. – Я действительно хотел, что бы ты пришёл. Очень хотел. Встань, пожалуйста, а то я себя как-то неловко чувствую. Ты переживал из-за случившегося? Поэтому так себя ведёшь? Всё хорошо, со мной всё в порядке. Я жив и почти здоров, – Умино снова вымученно улыбнулся, пытаясь выглядеть не столь жалким и беспомощным. Свободно двигать он мог только руками и головой, нижняя часть его туловища была закована в гипс и тугие бинты.
- Нет… Не встану, – Хатаке лишь сильнее прижался к руке и, не поднимая глаз, продолжал говорить. – Я теперь только так должен стоять перед тобой, только так… Здесь моё место.
- Что ты такое говоришь? Какаши, ты меня пугаешь. Я не привык к тебе такому. Не надо. Всё хорошо.
- Нет! Не хорошо! Всё совсем не хорошо! Когда ты меня выслушаешь, ты сам в этом убедишься, – мужчина медленно поднял голову и посмотрел на взволнованного Умино. Тот никак не мог понять столь странного поведения своего возлюбленного. Понятное дело, что Хатаке сильно переживал за него, в этом Ирука не сомневался, несмотря на всё произошедшее между ними, но всё обошлось, и преклоняющийся Какаши пугал его.
- Послушай… – Ирука вздохнул и сжал в своей ладони дрожащие пальцы Хатаке. – Я ведь всё прекрасно понимаю, у меня серьёзная травма. Я ведь прав? Только не скрывай от меня ничего, говори как есть.
- Да. То есть, по общим меркам - ты ещё легко отделался, учитывая ситуацию, но…
- Я, как только от наркоза отошёл, отлежался немного, в себя пришёл, попробовал пошевелиться, – Умино прервал речь пепельноволосого, нервно перебирая пальцы на его руке. – Но не смог толком, – парень замолчал, силясь подобрать слова. – Как мог, осмотрел себя, половина моего тела закатана в гипс, железки там ещё какие-то страшные торчат, – Ирука слегка махнул рукой в сторону подножья кровати, указывая на металлические штыри, окольцовывающие правую ногу. – Сейчас с каждой минутой боль усиливается, видимо, действие медикаментов окончательно проходит. Понятное дело, что там всё хреново.
- Ты будешь ходить, тебе не грозит оказаться прикованным к постели, – Хатаке как мог, старался говорить более ровным, уверенным голосом, – если такие мысли тебя посетили, в чём я уверен. Вот только…
- Танцевать уже не смогу, – как-то слишком резко и прямо прозвучала эта фраза из уст Умино. Глаза парня в этот момент стали какими-то бесцветными, словно мёртвыми. А отстранённый, пустой от эмоций голос больно бил по сознанию.
- Не сможешь… – Какаши силился сказать ещё что-то, но просто не мог выдавить из себя ни слова, глядя на моментально потухшего Ируку.
Ирука молчал. Просто бессмысленно уставился в потолок и молчал. Да и что он мог сказать теперь по этому поводу. Жив остался и то, считай, подарок судьбы. Подарок… За этот подарок она взяла достойную плату. Невозможность танцевать для Умино была равносильна потере самого дорого в жизни, не просто дорогого, а её смысла. Танец, которым жил и дышал Ирука с ранних лет, станет теперь для него недосягаем. Как однажды он сказал Эбису: «В душе я всегда буду танцевать…»
- А где Эбису? – Ирука задал это вопрос так неожиданно, что Какаши даже онемел на какое-то мгновение, силясь сообразить, что и как теперь будет разумнее говорить. А говорить придётся, он и так собирался сделать это сам, только не рассчитывал, что Умино сам, первый о нём заговорит.
Пока постановщик мучительно собирался с мыслями, пытаясь подобрать нужные слова для такой невыносимо тяжёлой беседы, Ирука уже чуть ли не привстал на постели, с беспокойством глядя на него. Теперь в глазах парня не было и тени той предшествующей пустоты, теперь в его глазах с нарастающей силой полыхало волнение и даже страх.
- Что с ним, Какаши? Ведь он уже давно должен был быть здесь. Он бы ни на шаг от меня не отошёл! – в голосе парня явно стали проскальзывать взволнованные нотки. – Где он? Где Генма?
- С Генмой всё в порядке, он здесь, в коридоре, тоже пришёл к тебе, а Эбису… – Какаши снова осёкся. Никогда он не думал, что всего несколько слов могут застрять в горле твёрдым удушливым комом, не в силах вырваться из горла.
- Не молчи, – ровный, уверенный тон Ируки заставил Хатаке вынырнуть из ступора и проглотить таки ненавистный ком, мешающий говорить.
- Эбису погиб, – свой собственный голос постановщик слышал словно со стороны. Даже показалось, что будто и не он вовсе произнёс эту страшную фразу.
Умино замер. Просто перестал двигаться, смотреть, даже дышать на какое-то мгновение, впитывая и переваривая услышанные слова. Сжимающая пальцы Какаши ладонь застыла, мёртвой хваткой удерживая и не позволяя даже шелохнуться.
- Как…
- Позавчера вечером, когда с тобой произошло это несчастье, он разбился на машине по дороге в больницу, – словно на выдохе проговорил Хатаке.
Ирука молчал. Он повернул голову в сторону окна и не произносил больше ни слова. Его рука ещё сильнее сжала пальцы пепельноволосого. Сквозь напряжённое молчание можно было собственной кожей почувствовать то напряжение, боль и неистовую тоску, огромным комом навалившуюся на и без того страдающего парня.
Какаши тоже молчал, боясь потревожить Ируку в самый тяжёлый момент его жизни. Его лучшего друга не стало, не стало по вине его возлюбленного, он даже не сможет присутствовать на его похоронах, он даже…
- Он умер сразу? – словно раскат грома прозвучал отчётливый голос Умино. – Он не мучился?
- Мгновенная смерть. На происшествие выезжал знакомый полицейский Генмы, он всё и рассказал. Также он арестовывал Мизуки в этот же вечер, немного ранее и…
- Мизуки - это ведь тот, кто меня…
- Да, это он. Сейчас он под следствием, суд через две недели, – Какаши сейчас ужасно хотелось, чтобы Ирука повернулся к нему и посмотрел. Посмотрел, возможно, в последний раз. Ведь после того, что он ему сейчас скажет, тот вряд ли захочет его ещё когда-либо видеть. Но Ирука продолжал смотреть в сторону, даже не думая поворачиваться.
- Ирука… Это всё из-за меня. Всё что произошло с тобой, с Эбису, всё это по моей вине, – Хатаке начал говорить и теперь прекрасно понимал, что не остановится, пока не закончит, чего бы это ему ни стоило. – Это я виноват. Только я, – постановщик аккуратно высвободил свою руку из ладони Умино и поднялся с колен.
- Я спровоцировал Мизуки на твоё убийство. Он ведь именно это собирался сделать, хвала всем возможным богам, что безрезультатно. В тот вечер он пришёл ко мне в кабинет студии и стал проситься обратно, на твоё место. Само собой я отказал, но был с ним слишком груб, наговорил много лишнего, разозлил его намеренно, стараясь причинить как можно больше боли в отместку за его предательство. Я ведь не мог предположить, что он решит отыграться на тебе! – Какаши практически прокричал эти слова. – Просто хотел его раздавить морально, заставить почувствовать себя ненужным, изгоем и… Я не хотел, что бы всё так вышло, я не подумал, что эта мерзкая тварь будет мстить! Как говорит Генма, я вечно не вижу самого основного. Если бы я был хоть немного умнее, я бы не стал так себя вести с неуравновешенным психически человеком, но теперь поздно об этом говорить! Теперь не вернуть этих проклятых дней назад и ничего не исправить! – понимая, что перешёл на крик, Хатаке постарался сбавить обороты и говорить немного тише. – Но это меня ни в коей мере не оправдывает, я понимаю и готов принять любую кару за то, что я сделал.
Мизуки тебя чуть не убил, Эбису погиб, когда ехал к тебе в больницу, стараясь быстрее добраться и оказаться рядом с другом, Генма… Генма теперь уже никогда не станет прежним, пережив потерю своего любимого. И это всё я! В этом моя вина! Я не подумал, я не осознал вовремя, я позволил этому кошмару осуществиться! – как ни старался сдерживаться, Какаши снова переходил на повышенные ноты. - Ничего, кроме боли и разочарования, я тебе не принёс. Для самого дорогого и любимого человека… Да, я слишком поздно это осознал, слишком долго копался в себе, слишком многого хотел и боялся потерять то несущественное на самом деле, ненужное и убогое, что у меня было, отдаваясь во власть эмоций. Это было непривычно для меня, даже, в какой-то мере, страшно и пугающе. Я дурак! Трус и подонок! Никто и ничто меня не оправдывает! Для тебя я оказался палачом… Я разрушил все, что у тебя было, весь твой мир, твою жизнь, ворвавшись в неё со своим гнилым мировоззрением, не желая считаться и разрывая сердце на части унижением и…
Хатаке замолчал. Каждое собственное слово заставляло его сильнее дрожать и ежиться от осознания всего того, в чём он винил себя теперь.
Всё то время, пока Какаши говорил, Ирука всё так же молча смотрел в другую сторону. Ни словом, ни жестом не показывая своего состояния.
- Ты вправе меня ненавидеть, ты должен меня ненавидеть за всю ту боль, что я тебе причинил! Я сам себя ненавижу! Ненавижу с такой силой, что готов уничтожить собственными руками! Но нет, я не стану пытаться свести счёты с жизнью, она слишком кратковременна и драгоценна, хотя именно моя и гроша ломаного не стоит. Я буду жить, буду рядом с тобой, пусть лишь издалека, лишь на расстоянии, но я никогда, ни за что не оставлю тебя больше. Слышишь? Никогда! Никто, кроме тебя, не займёт твоё место в моей жизни, никогда…
Так и не дождавшись от Умино хоть какой-нибудь реакции или движения, Хатаке молча развернулся и направился в сторону выхода. Сейчас не лучший момент для того, чтобы и дальше стоять у него над душой, произнося никому не нужные слова, в жалких попытках хоть как-то поддержать и помочь. Чем он может помочь? После всего того, что сделал? Ему самое место за дверью. А Ирука пусть побудет сейчас наедине со своими мыслями. Пусть осмыслит сказанное им, в очередной раз убедится в том, насколько он ошибся, выбрав такого человека, как Хатаке, и проклянёт его самой лютой ненавистью.
- Заслужил… Полностью заслужил, – только эти несколько слов, словно эхо, раздавались в голове снова и снова, мешая хоть каким-нибудь другим мыслям заявить свои права на жизнь. – Уйти. Просто уйти и не тревожить его больше сегодня. Но только сегодня! В том, что он вернётся и вообще теперь никогда не покинет Умино, даже учитывая то, что будет ему противен и отвратителен, Какаши не сомневался. Он сделает всё, чтобы Ирука смог быстрее поправиться. Если надо, соберёт всех самых лучших врачей из самых далёких мест, лишь бы только это помогло его Ируке. Лишь бы он смог почувствовать себя хоть немного лучше. И пусть он при этом будет стоять в стороне, это неважно, важно лишь здоровье его любимого человека.
Остановившись у самой двери, Хатаке обернулся и снова посмотрел на неподвижно лежащего на кровати парня. А затем развернулся и уже было протянул руку к двери, как услышал у себя за спиной тихий хриплый голос.
- Не уходи.
Какаши замер, хотя внутри всё завращалось с безумной силой и скоростью, сердце забилось в неистовом ритме. Может быть, показалось? Может, голос Ируки ему только почудился? Хатаке застыл возле двери с протянутой к ней рукой, не в силах совладать с собой и повернуться, наконец, в сторону кровати Умино.
- Ты не ослышался, Какаши, не уходи, пожалуйста, – молодой человек повернулся в сторону стоящего у входа мужчины. – Побудь со мной ещё немного.
Хатаке кое-как усилием воли взял себя в руки и на непослушных ногах медленно пошёл в сторону зовущего его парня. Не понимая, даже не веря в то, что тот его остановил, не дал уйти, а, напротив, попросил остаться. И в голосе Ируки не было злости, ненависти или презрения, лишь нечеловеческая усталость и глухая боль, разливающаяся по всему телу, проникающая в самое сердце.
Несколько шагов до больничной койки показались пепельноволосому длиною в целую жизнь, так неимоверно трудно было их сделать. Всё это время Умино, не отрываясь, смотрел на него, смотрел как-то странно, со смесью волнения и тревоги, будто боялся, что Какаши передумает и уйдёт, оставив его один на один со своей болью. С болью, которую сам Хатаке ему причинил, разбив вдребезги его привычный мир, перевернув в нём всё с ног на голову, заставив мучиться и страдать.
- Ирука, ты не прогоняешь меня? Но почему? – пепельноволосый вновь опустился перед кроватью на колени и потянулся было к свисающей с края кровати ладони, но остановился и непонимающим взглядом посмотрел на еле заметно улыбающегося сквозь слёзы парня. – Неужели после всего того, что я тебе рассказал, после всего того, что я сделал, ты ещё хочешь видеть меня? Я ведь разрушил твою жизнь… Полностью. По моей вине ты лишился самого дорого для тебя. Я не понимаю, так нельзя и…
- Помолчи, – Умино тяжело вздохнул и сам потянулся к Хатаке дрожащими пальцами, стараясь дотянуться до так и не коснувшейся его руки. Какаши, заметив этот жест, тут же сжал его ладонь в своих и осторожно поднёс её к губам. – Просто помолчи и послушай меня, – Ирука всхлипнул и смахнул свободной рукой вновь появившиеся на глазах слёзы. – Мне сейчас очень тяжело. Нет, тяжело - это не то слово, я просто не знаю таких слов, какими можно было бы сейчас описать моё состояние. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я умер. Я действительно в тот момент ничего не чувствовал, даже боль в ногах и спине, будто напрочь лишился всех чувств. Я чуть не задохнулся собственным дыханьем, или не захлебнулся в собственных слезах в один миг - не знаю, как это объяснить, я даже сам не понял, что происходило со мной в те минуты, когда я слушал тебя. Было такое ощущение, что всё происходящее не реально, словно это сон, а я ещё под наркозом, или что-то вроде этого. Как будто твои слова я слышал сквозь искажённое пространство, которое само по себе своевольно коверкало их, преображая и выдавая за действительность. Я слушал тебя и будто не слышал. Наверное, просто не хотел слышать… Никто, никогда в жизни не захотел бы услышать то, что ты мне рассказал, – Умино замолчал, сильнее сжав пальцы пепельноволосого, до сих пор держащего его руку возле своего лица.
- Иру, я…
- Подожди, я ещё не договорил, – Ирука снова решительно оборвал Хатаке. – Ты многое сказал, во многом раскаялся и винишь во всём случившемся исключительно себя…
- Но так и есть!
- Нет! – Ирука даже повысил голос, заставляя пепельноволосого замолчать и слушать его дальше. – Ты не мог предположить, что тот твой разговор с этим человеком, Мизуки, да?
- Мизуки, – сквозь зубы процедил Хатаке, подтверждая предположение Ируки относительно имени самого теперь ненавистного человека, после него самого.
- Так вот, ты ведь не знал, на что он способен, пусть даже из-за собственного нежелания замечать окружающих и всё такое прочее, но ты не мог предположить, на что он может пойти ради достижения собственных амбициозных целей. Ты ведь не думал, что он может попытаться меня убить…
- Нет! Я даже…
- Поэтому перестань вести себя так, будто ты собственноручно сбросил меня с балкона! Я понимаю, что тебе сейчас нелегко во всей этой сложившейся ситуации, чувство вины снедает тебя, заставляя ощущать себя причиной всего случившегося. Пусть это и так, в какой-то мере, но не по твоей вине, ты не можешь отвечать за действия больного на голову человека, а этот Мизуки именно такой, он нездоров психически, я ведь разговаривал с ним в тот вечер, смотрел в его горящие безумием глаза. Только вот сам вовремя не сообразил, чем этот его визит может закончиться, и чем мне это может грозить… – Умино закрыл глаза, стараясь прогнать из памяти навящевые образы последнего вечера в его жизни, когда он ещё был прежним, когда всё вокруг него было прежним… – Кстати, а что теперь с ним? – Ирука с опаской и ожиданием посмотрел на пепельноволосого.
- Сейчас он в камере предварительного заключения, суд состоится примерно через две недели.
- Быстро его поймали, или…
- Он не убегал. Он остался сидеть у тебя на балконе, там его и взяли.
- Это лишь подтверждает, что у него проблемы с психикой, – Умино поморщился от резкой боли в спине, действие наркоза прошло окончательно. Теперь всё тело нещадно ломило, заставляя отвлекаться на сильную боль, мешая говорить.
- Иру, что случилось? Позвать врача? Я сейчас! – Хатаке подскочил, готовый сорваться с места на поиски медицинского персонала.
- Подожди, послушай ещё немного, – молодой человек снова протянул к нему руку, отказываясь отпускать.
- Но тебе ведь плохо, я сейчас позову…
- Какаши, дослушай, пожалуйста, меня до конца! – Ирука вложил в голос все свои оставшиеся силы, чтобы казаться убедительнее, чтобы заставить этого упрямца остановиться. – Ты можешь винить себя во всём произошедшем, с каждым днём всё сильнее и сильнее убеждая себя в этом. Можешь считать, что искалечил мне жизнь, что из-за тебя я потерял всё самое дорогое и значимое, да что угодно можешь себе вдалбливать! От того, что ты уйдёшь из этой палаты, из моей жизни… мне не станет легче. Вслушайся в мои слова и пойми меня правильно, прошу тебя! Мне не станет легче на душе, боль в теле не пройдёт, Эбису не окажется жив, а Генма не перестанет страдать! И если ты уйдёшь, то тогда я лишусь единственного дорогого и нужного, что у меня осталось. Конечно, ты вправе уйти, если не хочешь. Но ты пришёл, а я ждал и решил, что для тебя это тоже важно, раз ты здесь и… – Умино запнулся, давясь слезами, не в силах говорить дальше.
- Конечно, важно, Иру… – Хатаке, стоя возле кровати, придвинулся ближе и аккуратно обнял парня, стараясь не причинить ему боли. – Для меня важно абсолютно всё, что касается тебя. Всегда было важно, просто я этого не понимал. Я столько упустил, столько раз делал глупости и причинял тебе страдания, я… Я просто дурак и последний кретин, который всю жизнь тешил исключительно собственное самолюбие, потакал лишь собственным прихотям, нисколько не заботясь о других. Меня не за что любить, не за что прощать! Почему ты всё это делаешь? Я ведь не достоин твоих чувств, твоей доброты, заботы, ласки и понимания, которые ты всегда в избытке мне давал! Ты только давал, а я только брал, и никак иначе!
- Глупый ты, – Ирука, превозмогая боль, всё-таки улыбнулся Хатаке, в его заплаканных глазах, где-то в глубине промелькнуло то привычное тепло, которым парень искренне делился со всеми дорогими ему людьми. – Я просто люблю тебя и ничего не могу с этим поделать…
- Это ты глупый! – пепельноволосый наклонился и осторожно стал покрывать частыми поцелуями лицо возлюбленного. Щёки, нос, припухшие от слёз глаза, подбородок, и наконец, добравшись до губ, прижался к ним своими, целуя нежно и аккуратно, боясь потревожить, сдерживая свои бушующие внутри эмоции. - И как же я рад, что ты именно такой, мой Ирука...
Только не смей меня прощать. Слышишь? Не смей! Не прогоняй, позволь остаться рядом с тобой, позволь помочь, не отказывайся от меня… Но только не прощай, никогда не прощай, я этого не заслуживаю и всегда буду помнить о том, что сломал жизнь единственному доверившемуся мне по-настоящему человеку. Человеку, который перевернул мой мир, заставил посмотреть на жизнь под другим углом, научил чувствовать и принимать свои собственные чувства такими, какие они есть, который стал для меня всем…
@музыка: Без музыки сижу!
@настроение: Иду по приборам...
@темы: Боль, Наруто, Драма, Доблестные шиноби Конохи, Любовь, Слэш
-
-
31.07.2012 в 17:44-
-
31.07.2012 в 17:45-
-
31.07.2012 в 17:45-
-
31.07.2012 в 17:53-
-
08.08.2012 в 19:25-
-
08.08.2012 в 22:06-
-
08.08.2012 в 22:08-
-
08.08.2012 в 22:11-
-
08.08.2012 в 22:22-
-
08.08.2012 в 22:25