Не стоит бегать от снайпера, только умрёшь уставшим
читать дальше
- Что с тобой? Что-то случилось? – Эбису пристально вглядывался в собирающего на автомате вещи Умино. – На тебе лица нет.
- С чего ты взял? Всё в порядке, честно! – Ирука мужественно постарался выдавить из себя правдоподобную улыбку, хотя прекрасно понимал, что провести своего проницательного друга у него не получится.
- Это из-за него, да? – хмурый взгляд неотрывно сверлил спину укладывающего в чемодан одежду молодого человека. – Всё потому, что ты не слушал меня и…
- Прошу тебя, Эбису, перестань! – мгновенно развернувшийся Умино решительно посмотрел в глаза своему другу. – Я тебя очень прошу, не нужно сейчас об этом, – Ирука и без того никак не мог прийти в себя после столь запоминающегося, словно ледяная, снежная лавина обрушившегося на него утра, а уж выслушивать очередные нравоучения и реплики типа: «Я ведь тебя предупреждал! Я ведь говорил тебе! Почему ты меня не послушал?» вовсе был не в состоянии.
- Я знаю, что ты хотел предостеречь меня, ты заботишься обо мне и переживаешь за меня, наверное, сильнее, чем кто-либо, на то ты и мой лучший друг, – молодой танцор подошёл ближе к замершему возле стола парню и, взяв его за руку, тихонько уткнулся лбом ему в плечо. – Эбису, со мной всё в порядке, ничего страшного не произошло. Я ведь взрослый человек – справлюсь. Да и не произошло ничего непоправимого, ну, по крайней мере, того, о чём бы я впоследствии жалел, обливаясь горючими слезами, или норовя наложить на себя руки, как герой какой-нибудь мелодрамы, – теперь у кареглазого получилось, наконец, улыбнуться. Он немного отодвинулся от Эбису и посмотрел ему в глаза, старательно делая вид, что всё в порядке.
Эбису и Ирука дружили с детства. Ещё когда были живы родители маленького Умино, мальчик из соседнего дома всегда ждал его по утрам, чтобы вместе пойти в школу. И со школы они всегда возвращались вместе, и уроки делали по обыкновению у кого-то из них дома. В общем, практически постоянно находились рядом друг с другом. И не удивительно, что когда Ирука решил записаться в школу танцев и даже родителей в этом убедил, то Эбису, не раздумывая, последовал за ним в ту же школу искусств. Вот только не на хореографическое отделение, а на отделение вокала, так как обладал весьма впечатляющим голосом даже для своего возраста. Хоть и предрекали многие, что ломка голоса сыграет с ним в своё время дурную шутку, этого не произошло. И по сей день черноволосый красавец, привлекающий к себе внимание своей статью и изяществом, завораживал слушателей своим чудесным, бархатным баритоном.
Тогда, когда родители Умино погибли, и его отправили в приют до совершеннолетия, Эбису чуть с ума не сошёл. Словно безумный он метался, не зная чем и как помочь в этой беде своему другу. Ирука был младше на год и поэтому опекать его, оберегать и защищать вошло у молодого человека в привычку. И то, что в тот момент это стало невозможным, более того, вообще было неизвестно, что там происходило, за этими холодными, каменными стенами приюта с его другом, заставляло Эбису чувствовать себя чуть ли не предателем. Хотя умом он и понимал, что это не так, ничего не мог с собой поделать. Ему постоянно казалось, что Умино должен ненавидеть его за то, что его родители живы, за то, что ему не приходится жить в чужом, страшном месте с чужими, злобными людьми, за то, что они не могут теперь вот так же беззаботно вместе идти со школы, обсуждая все забавные происшествия за день.
Благо, что им удавалось видеться в школе искусств - Ируку, как одарённого юного танцора, не отчислили, а перевели на бюджетное обучение, как и положено в таком случае. Да и помимо этого удавалось иногда встречаться и проводить вместе время, как и раньше.
Только вот теперь Умино был совсем другим… Нет, он никоим образом не стал относиться к Эбису хуже, что постоянно тому мерещилось от чрезмерных переживаний, и не стал угрюмым и замкнутым, что не редкость для оказавшихся в такой ситуации, просто стал… взрослым. Резко, в одночасье. Он стал уверенным в себе и уже не походил на того скромного мальчишку, который прятался за спиной своего друга и осторожно выглядывал, когда они вместе знакомились с ребятами из соседнего двора. Теперь Ирука был самостоятельным, был в состоянии позаботиться о себе сам, задумывался о будущем, строил планы, размышлял о взрослой жизни. Как-то так получилось, что в одночасье Умино стал старше Эбису и, пожалуй, в некоторых вопросах мог и сам ему запросто помочь и посоветовать много чего полезного и правильного. Всё это, конечно же, радовало, но неизменно напоминало о трагедии, которая привела к столь значимым переменам во внутреннем мире молодого человека. Тем не менее, Ирука не разучился улыбаться, он всё также был открытым и порой даже слишком наивным, видел во всех и вся не только плохое, но и хорошее, и, конечно, надеялся только на лучшее. По-другому он просто не умел. Слишком добрый, слишком радушный и доброжелательный. Слишком… Слишком… Этих «слишком» было слишком много в этом жизнерадостном, сильном человеке, неизменно притягивающем окружающих, словно огонь фонаря мотыльков. Вот только принимать то, что далеко не все по натуре своей столь же бескорыстны и доброжелательны, как и он сам, Умино упорно не хотел. Он, словно одержимый, верил, что в каждом человеке есть что-то своё, особенно хорошее и привлекательное, и каждый способен отыскать это в себе, стоит лишь приложить усилия. Конечно, он не был слепым и видел всё, как есть, в полной мере, просто старался всему найти достойное объяснение и оправдание и считал, что каждый может ошибаться, так же, как и у каждого должен быть шанс исправить собственную ошибку. Ведь потерять что-то очень дорогое для тебя так просто. Потерять раз и навсегда, без возможности что-то исправить, безвозвратно… Поэтому каждый, по его мнению, должен был иметь второй шанс, или даже не только второй, а столько, сколько угодно этих самых шансов исправиться или исправить, пока есть самое главное, самое ценное и доступное любому от рождения – жизнь. В этом он убедился очень рано и оставался верен своим убеждениям всегда.
- Эбису, оставь нас с Ирукой, пожалуйста, наедине ненадолго, – в дверном проёме, прислонившись спиной к косяку, стоял Ширануи. Как долго он так стоял, парни не знали, слишком увлечённые своими мыслями, они его присутствия даже не заметили. – Тебя, кстати, Райдо искал. Иди, он уже в фойе, вместе со всеми, – и хореограф кивком головы указал возлюбленному на выход.
Эбису недовольно скривился, но просьбу Генмы всё-таки выполнил. И лишь проходя мимо него, легонько задел плечом и прошептал почти над самым ухом: - «Я виделся сегодня с Намиаши, мы всё детально обсудили, мог бы чего поубедительнее придумать».
И, глядя на немного растерявшегося мужчину, едва заметно улыбнувшись, покинул гостиничный номер Умино.
- Ирука, я задержу тебя ненадолго, – начал разговор Ширануи. – Я просто стал невольным свидетелем вашего с Эбису разговора и… Ну, признаюсь, не совсем невольным, я ждал, когда ты появишься у себя, и мой дорогой себе места не находил, хотя, ты и сам знаешь.
- А почему ты меня ждал? – несколько удивлённо произнёс молодой танцор, заинтересованно глядя на замявшегося мужчину, стоящего перед ним. – Я не понимаю.
- Ирука, всё просто и не просто одновременно. Я вижу по твоему состоянию, что Хатаке сделал что-то не так, или, точнее сказать, сделал так, как он обычно делает, а ещё точнее - он попросту ничего не сделал из того, на что стоило бы рассчитывать, будь на его месте другой человек и….
- Генма, ты надо мной издеваешься? – Ирука хмуро уставился на пытающегося собрать слова в кучу хореографа, прекратив на время паковать вещи. – У меня и так в голове полный винегрет, сам не знаю и не понимаю, что чувствую, о чём думаю, и вообще! Я не очень хорошо понял, что ты сказал, и, кстати, с чего ты решил, что в моём теперешнем состоянии виноват Хатаке? Хотя, стоп, это я от нервного перенапряжения, наверное, туплю. Конечно же, ты всё знаешь, ведь Эбису и сам Какаши…
- Именно о нём я и хочу с тобой поговорить. Естественно, я в курсе всего происходящего, ведь этот упрямый дурак мой самый лучший друг, как твой Эбису.
- Это я уже понял и, причём, давно, – с ноткой едва заметного раздражения отозвался Умино.
- Я прекрасно вижу всё, что с ним происходит. Вижу и понимаю, причём гораздо больше, чем он сам, в этом можешь не сомневаться. И раз уж вы не послушали нас с Эбису тогда, когда ещё было не поздно, и всё-таки сблизились, несмотря на все наши предупреждения, вам уже не удастся сделать вид, что ничего не произошло, вы сами попросту не сможете этого сделать. Конечно, вы ведь оба взрослые и самостоятельные люди, и сами можете решать, что вам делать, а что нет, – прервав хотевшего было возразить ему танцора, Ширануи присел на кровать и жестом предложил сделать то же Ируке.
– Вы не обязаны перед нами отчитываться и не обязаны следовать нашим советам и выслушивать всяческие доводы, это действительно так. Просто мы слишком хорошо знаем вас обоих и прекрасно представляем, чем всё это закончится. Точнее будет сказать, это вообще вряд ли закончится, – Генма тяжело вздохнул и с каким-то безумным сожалением и досадой посмотрел на молодого парня. Ирука же сидел и смотрел на него абсолютно непонимающим взглядом, пытаясь хоть как-то разложить в голове всё сказанное им и попытаться понять.
- Вы с Хатаке очень разные, слишком разные… – вновь заговорил хореограф. – Хотя, в любых других случаях это, как правило, очень хорошо и лишь сближает людей и делает их более интересными друг для друга, но только не в вашем случае. Твоя яркая, отзывчивая, пронизанная чувствами и добротой натура неизбежно разобьётся вдребезги об этот чёртов ледяной, неприступный замок, который Какаши воздвиг вокруг себя, причём сознательно. Это всё очевидно, но сейчас я хотел немного не то сказать, – Ширануи на мгновение замер, словно собираясь с мыслями и готовясь к очередной фразе, глядя на ошалевшего Умино, взирающего на него уже со смесью интереса и некоторых сомнений, видимо, по поводу самочувствия собеседника.
- Я наблюдал за вами. Наблюдал с самого начала, как только увидел, как он посмотрел на тебя впервые, там, в зале, на соревнованиях между выпускниками школ. Именно тогда я заметил, что он обратил на тебя своё внимание. Правда, сначала мне показалось, что это его обычный мимолётный, заинтересованный взгляд, как и всегда до этого момента, но я ошибся… С каждым днём, наблюдая за его действиями, взглядами в твою сторону, а затем и за неприкрытым демонстрированием интереса, я всё больше замечал, что к тебе он относится совершенно иначе, не так, как к другим. Да что далеко ходить! Я был ошарашен, когда наблюдал такое редкое явление, как смеющийся Хатаке Какаши, когда он стоял рядом с тобой. Этого зрелища, смею тебя заверить, были удостоены очень немногие, – Генма снова ненадолго замолчал, с интересом наблюдая за реакцией парня на свои слова.
- Это так заметно со стороны? – немного нерешительно проговорил озадаченный Умино.
- Для меня очень заметно, я ведь уже говорил, я знаю его, пожалуй, лучше, чем он сам, – уверенно отозвался Ширануи. – И все эти его теперешние чувства, которые он к тебе испытывает, естественно, от меня не укрылись. Ирука, ты для Какаши особенный, ты нравишься ему, и он видит в тебе сильного человека и способного, талантливого танцора. Вот, только… В своих чувствах и тех эмоциях, которые столь неожиданно захватили его сознание и тело, он не готов признаться даже самому себе, не то что кому-то другому. И даже если признаться он всё-таки сможет себе любимому, то принять этот факт будет для него за гранью реальности! Он просто не сможет адекватно реагировать на всё с ним же происходящее и, несомненно, натворит кучу глупостей из-за своей собственной непримиримости со своим внутренним я. А в итоге… В итоге, Ирука, из-за всего этого пострадаешь именно ты. Ты, который заставил его сомневаться в необходимости собственных, за годы выстроенных ледяных преград между ним и всем человеческим. Ты, который заставил его почувствовать нечто большее, нежели простое удовлетворение первичных потребностей и заставил всерьёз задуматься о чём-то, кроме искусства. Ты, о котором он, несомненно, слишком много думает в последнее время и от этого чувствует себя неуверенно и сомневается в каждом своём действии и решении. Он не привык так жить, он просто так не умеет! Он привык всё и всегда контролировать. Хатаке извечно холоден, расчетлив и уверен в своей правоте и умении повернуть любую ситуацию в свою сторону. Он просто сейчас растерян и не знает, что делать со всеми этими навалившимися на него, доселе неизведанными эмоциями. И нет никаких гарантий, что он сделает правильный выбор и примет нужное решение, которое позволит ему сохранить рядом любимого человека и не потерять себя при этом. Скорее всего наоборот, он сейчас всеми силами будет сопротивляться своим чувствам, но и ни в коем случае не оставит тебя в покое. Ты уже принадлежишь ему, просто для него это естественно - брать то, что он считает нужным и причитающимся ему по праву, и его абсолютно не волнует, что ты сам думаешь по этому поводу, – хореограф улыбнулся тут же приготовившемуся возражать Умино и легонько похлопал его по плечу.
- Не кипятись, в этом весь Хатаке и другим он не будет. Он потребитель до мозга костей. Чужое мнение для него никогда не будет превыше его собственного, кем бы ни был этот человек.
- Но ведь это неправильно! – не сдержавшись, всё же высказался молодой человек, с беспокойством потянувшись к шраму на переносице. – Это ведь очень нелегко - всё время принимать чью-то позицию, забывая о своём собственном мнении и желаниях. Хотя… Я ведь уже не раз сталкивался с этой его чертой и принимал её, хоть и переживал, и злился на него по этому поводу, но, тем не менее, ничего с этим поделать не мог. Он словно гипнотизирует каким-то неведомым образом, заставляет делать то, что ему нужно, и напрочь забывать о своих собственных потребностях на тот момент.
- Да, ты прав, – Генма даже рассмеялся, чуть не выронив изо рта зубочистку. – Наш великий гений обладает удивительной притягательностью, несмотря на его холодность и отчуждённость, есть в нём что-то такое, что заставляет людей следовать за ним, не раздумывая о собственных нуждах и желаниях. Я вот что хочу тебе сказать, Ирука. Вернее, даже не сказать, а попросить, если можно так выразиться. Чёрт, Эбису меня прибьёт, если узнает, о чём я тебя прошу, – нервно усмехнувшись, продолжил Ширануи.
- За что? – Умино непонимающе уставился на хореографа.
- За просьбу мою, – тут же ответил Генма. – Ирука, я тебя очень прошу, дай этому недочеловеку шанс.
Тут молодой танцор уже вообще готов был впасть в ступор от столь странного заявления сидящего рядом мужчины. Он просто открывал и закрывал рот, не в силах произнести ничего вразумительного.
- Я понимаю, ты сейчас думаешь, что это странно выглядит, что, по-твоему, этому чёрствому ублюдку вовсе нет до тебя дела и говорить тут вообще не о чем, но ты ошибаешься. Даже если сегодня он сделал что-то в своём репертуаре, а, скорее всего, так и было, и, по-твоему, ты его больше не интересуешь, ты ошибаешься. Это не так, поверь мне. Он просто в очередной раз повёл себя привычным для него образом, не отдавая себе отчёт в том, что рядом с ним не очередное одноразовое развлечение, чьего имени он не то, что не запомнит, а попросту и не спросит даже, а совершенно другой человек. И от того, как ты воспримешь это его поведение, будут зависеть ваши с ним взаимоотношения. Он не в состоянии провести для себя самого эту грань, разделяющую ложное и настоящее. Пока не в состоянии… И если ты сейчас, а я уверен, тебе очень хочется это сделать, попросту пресечёшь с ним всякие контакты и, разочаровавшись, откажешься от него, вычеркнув из жизни, он никогда не сможет понять и почувствовать этой разницы. Ведь такого, как ты, он вряд ли встретит ещё на своём жизненном пути. Такие сильные эмоции просыпаются в людях, подобных Хатаке, лишь однажды, – Ширануи снова умолк, готовясь сказать, видимо, самое важное. – Я прошу тебя, Ирука, не отказывайся от него. Теперь Умино сидел и всеми силами старался унять своё бешено колотящееся в груди сердце. Такой просьбы он не ожидал услышать и как теперь быть, просто не представлял. Ему, конечно же, совершенно не хотелось вот так, после единственной, самой прекрасной ночи в его жизни, расставаться с Какаши, но то, как он повёл себя сегодня утром, заставило усомниться в правильности своего собственного недавнего выбора и решения. Слишком резко менялся этот человек, слишком непредсказуемым был. Выдержать такие резкие контрасты было под силу далеко не каждому, и даже несмотря на то, что слабым себя Ирука не считал, вполне осознавал, какие испытания его могут ожидать рядом с Хатаке.
- Генма, это всё так странно, сложно и неожиданно, я даже плохо соображаю, что происходит, но всеми силами стараюсь остаться в здравом уме. Я вполне осознавал, что представляет собой Хатаке Какаши, прежде чем позволить самому себе зайти столь далеко и подсознательно готовился к различным вариантам исхода этих, скажем так, взаимоотношений. Но, к моему разочарованию, он в одночасье переплюнул все мои ожидания и… Чёрт, Генма! Да меня до сих пор трясёт! Как только вспомню его отстраненный, ледяной тон – словно абсолютно чужой человек передо мной, будто и не было между нами ничего, ни прогулок в парке, ни посиделок в его любимом кафе, ни вчерашней ночи… Ничего не было… Я понимаю, я слишком на многое надеялся, наверное, слишком многого хотел, и на какое-то мгновение мне действительно показалось, что нет ничего недостижимого и вот она - моя мечта, моя реальность… Но, видимо, ошибся, очень сильно ошибся. Но ты не подумай, я никого ни в чём не виню, кроме собственной слабости перед желанием быть близким для этого далёкого человека и собственной наивной доверчивости, что ли. Всю жизнь у меня так, вечно во всём вижу скрытые возможности и надежду на лучшее. Знаю, я глупый, дурак…
- Перестань, ты не дурак и не глупый, ты - настоящий, яркий, добрый, чуткий, доверчивый и так далее, твои достоинства можно долго перечислять. Именно это и привлекло в тебе Хатаке. Привлекло и одновременно насторожило, он попросту не верит в существование таких, как ты. Он привык к тому, что возле него постоянно вертятся те, кому от него что-то нужно, те, кто хочет добиться славы и известности, не прилагая никаких усилий и не обладая никаким талантом. Он привык просто использовать таких бесполезных, бездарных, по его мнению, людей, не более. А с тобой у него всё иначе.
- Ты обо мне как о редкой зверушке говоришь, – немного смущённо проговорил молодой человек.
- Я ведь уже сказал тебе, что ты не зря надеялся, ты действительно небезразличен Какаши! Вот только нужно приложить немалые усилия и кучу терпения, чтобы постараться вытащить на свет его настоящие чувства и, кроме тебя, ему в этом никто не сможет помочь. Я ведь не прошу тебя подстраиваться под него, следовать всем его прихотям, напротив, учись вести себя с ним поувереннее, не бойся отказать, если что-то не нравится, и вообще, хотя бы просто не отталкивай. Пожалуйста, дай ему шанс понять, что он чувствует к тебе на самом деле, просто побудь рядом. Тебе ведь он нравится? – Ширануи выжидающе уставился на зардевшегося парня. – Ведь гораздо больше, чем просто нравится, я прав?
- Да… Ты абсолютно прав, – с плохо скрываемым сожалением отозвался молодой танцор. – У меня никогда ничего просто не бывает. Даже влюбиться угораздило в самого бездушного, жестокого и бесцеремонного эгоиста! – не сдержавшись, выпалил Умино.
- Ирука, а как же твоё мнение о том, что каждый способен стать счастливым и изменить своё отношение к окружающей его обстановке и людям? Ты ведь сам говорил, что надежда остаётся с человеком до самого конца, и не бывает безвыходных ситуаций и неисправимых людей, и…
- Много чего я говорил, – опустив голову, ответил Умино. – Я и сейчас не отказываюсь от своих слов и никогда не откажусь, ведь я действительно так считаю, я так живу. Вот только… Смогу ли я разделить эту свою уверенность и надежду вместе с ним, с Какаши? Примет ли он меня? Захочет ли увидеть во мне человека со своими чувствами и эмоциями, желаниями и возможностями? Не выбросит ли потом за ненадобностью, как многих других, таких же, как я, – молодой танцор с горечью посмотрел на сидящего рядом мужчину. – Генма, а если я не смогу? Раньше мне казалось, что всё по плечу, всё возможно, стоит только усердно трудиться и стараться. А сейчас… Сейчас я в замешательстве. Я впервые испытываю столь сильные, ни с чем не сравнимые чувства к человеку, который, возможно, попросту никогда их не примет. Но… Я так же отчётливо понимаю, что не откажусь от этой попытки, особенно после этого нашего с тобой разговора. Теперь у меня снова появилась надежда, спасибо большое за то, что решил со мной поговорить. Ты мне очень помог, – взволнованно потирая шрам едва заметно подрагивающими пальцами парень, наконец, по-настоящему улыбнулся. – Генма, ты замечательный друг.
- Вот и хорошо, – тут же воспрял духом Ширануи. – Ты уже собрал все вещи?
- Почти.
- Давай тогда заканчивай и пойдём, нас уже наверняка заждались, пора ехать в аэропорт.
Расположившись в своём кресле в самолёте, Хатаке искоса наблюдал за Ирукой, который сейчас вместе с друзьями направлялся к своему месту. Не сказать, что парень был расстроен или удручён, но, тем не менее, не было прежней непринуждённой улыбки и озорного блеска в глазах. На какое-то мгновение постановщику даже показалось, что Умино сейчас выглядит старше своих лет. Непривычно серьёзный и даже какой-то уставший, что ли.
Ещё бы, после сегодняшнего утра у него для этого имелась масса причин. Какаши прекрасно понимал, что очень сильно обидел Ируку. Наверное, даже правильнее будет сказать – разочаровал. Он и сам себе не мог объяснить, почему всё-таки повёл себя именно так, ведь всё его существо кричало о том, что он совершает ошибку, огромную ошибку. До одури хотелось притянуть к себе это ещё сонное тело и целовать, целовать, целовать, не останавливаясь. А ещё лучше было бы забраться к нему под одеяло, пока он ещё был в постели, и повторить всё то, что они проделывали этой ночью, наслаждаясь близостью этого желанного, манящего тела. Но нет… Нужно было принять свою обычную позу отчуждения и седлать вид, что ничего и не произошло вовсе, и теперь все лишние напоминания о вчерашнем, включая самого Ируку, ему совершенно ни к чему.
Были отчётливо заметны сначала искреннее недоумение парня, затем разочарование и боль. Хатаке плохо себе представлял, что это такое, но почему-то был уверен в том, что Ируке в тот момент было очень больно. Он, буквально, спиной ощущал, как кареглазый сжался, словно стараясь спрятаться от обрушившегося на него волной безразличия, как судорожно сжались его кулаки, Какаши даже казалось, что он слышит стук его сердца.
И как потом немыслимо хотелось развернуться и, выбежав из ванной, не дать ему выйти за дверь, не отпустить, прижать к себе крепко – крепко, сказать, что всё это не всерьёз, что он на самом деле не хотел причинять этой боли, а просто не умеет по-другому, но, как всегда, остался непоколебим. Иначе и быть не могло. Хатаке Какаши не идёт на поводу у своих, пока не совсем ему понятных, эмоций. Он не может себе этого позволить, иначе перестанет быть самим собой.
Да и куда этот парень теперь от него денется? Никуда. Будет ещё время его утешить, вот хотя бы сегодня, по возвращении в Осаку. Вот именно, сегодня вечером он просто заберёт его к себе и уже на месте даст понять, что, несмотря на сегодняшнее утро, заинтересован в нём, очень заинтересован.
Улыбнувшись своим собственным мыслям, в предвкушении приятного вечера в обществе соблазнительного кареглазого парня, Хатаке откинулся на спинку кресла и блаженно прикрыл глаза.
Уже в аэропорту, получив свой багаж и вместе с Генмой пройдя в зал для встречающих, Хатаке стал свидетелем того, что ему абсолютно не понравилось. Правильнее будет сказать - он еле сдержался и, не без помощи хореографа, остался внешне невозмутимым и даже за короткое время сумел изобразить весьма эффектный номер под названием «Моё – не тронь!»
Как только Ирука с друзьями вошли в зал для встречающих, к ним, словно безудержный вихрь, сметающий всё и вся на своём пути, подлетела Анко. Без лишних разговоров, бросив лишь короткое «привет» всем остальным, она тотчас же запрыгнула на руки к Умино и принялась его целовать на глазах у всех. Немного оторопевший от неожиданности молодой человек выронил из рук свою сумку и едва не упал, с трудом удержав равновесие и девушку, даже и не думающую выпускать его из своих цепких объятий. Все вокруг по обыкновению хихикали и подначивали его, не впервые наблюдая такие столь откровенные сцены с участием безумной Митараши.
Только вот Хатаке их веселья не разделял. С трудом сдерживаясь, чтобы не подойти и не оттащить за шкирку эту бесстыжую девицу от своего Ируки, он лишь с силой стиснул зубы и, поставив свой багаж на пол, попросил Генму приглядеть за ним. О том, что сейчас для самого себя он назвал Умино своим и безумно разозлился на ничего не значащий для него в любое другое время поступок девушки, Какаши пока не задумывался. Сейчас всё его существо протестовало против такого вольного обращения с принадлежащим только ему одному парнем, а то, что этот самый парень при этом вроде и не особенно сопротивлялся, позволяя наглой брюнетке вытворять с ним всё, что заблагорассудится, взбесило окончательно.
- Какаши, успокойся, – раздался рядом встревоженный голос Ширануи. Сейчас тот тоже пребывал в шоковом состоянии, такой реакции друга на подобную ситуацию он себе даже представить не мог, проще говоря, он никогда не видел Хатаке в таком состоянии. Словно разъярённый зверь, он готов был броситься вперёд и разорвать в клочья всех, кто ненароком удосужился коснуться его Ируки. А уж бедную Митараши, пожалуй, ждала самая долгая и мучительная смерть за то, как она бесцеремонно обошлась с его сокровищем.
- Я спокоен, – тихим, уверенным голосом отозвался пепельноволосый.
- Вижу. Честно, я в шоке! Я и не представлял, что ты так можешь! – взволнованно протараторил хореограф. Он и волновался и радовался из-за сложившейся ситуации одновременно. Волновался потому, что его друг, отличающийся незаурядной неординарностью и непредсказуемостью, мог выкинуть на данный момент всё, что угодно. А радовался, потому что сейчас в нём полыхала целая буря эмоций, так старательно отвергаемая им самим и теперь с трудом сдерживаемая.
- Какаши – ты ревнуешь, – тихо, почти шёпотом произнёс Ширануи. А потом улыбнулся и посмотрел на изумлённо уставившегося на него блондина.
- Ты это о чём? – словно не понимая его слов, отозвался Хатаке. – Просто это моё, а я не люблю, когда что-то моё трогают.
- Впервые это от тебя слышу. Это говорит лишь о том, что ты впервые это почувствовал, это, кстати, чувство собственности. Оно неизменно возникает по отношению к людям, которые нам небезразличны, и которых мы хотим видеть только в своих объятиях, – чуть насмешливо продолжал хореограф.
- Давай ты оставишь свои россказни на потом, мне сейчас нужно кое-что сделать.
- Надеюсь, ты не собираешься предпринимать каких-либо неадекватных действий? – взволнованно переспросил его Ширануи.
- Не беспокойся, последи за багажом, а я пойду, представлюсь.
Сделав пару глубоких вдохов – выдохов, Хатаке направился в сторону интересующей его компании.
Заметивший краем глаза стремительно направляющегося к ним пепельноволосого, Ирука не на шутку заволновался. Слишком уж грозным и решительным был его вид. Создавалось впечатление, что он готов сейчас разнести всё в пух и прах по одному ему известной причине. Насколько было возможно, он постарался оторвать от себя плотно прильнувшую Анко, которая, к его счастью, на данный момент хотя бы уже слезла с его рук и просто стояла рядом, прижавшись к нему всем телом.
Какаши подошёл к ним вплотную и остановился, пристально разглядывая изумлённо уставившуюся на него девушку. Все остальные непроизвольно сделали шаг назад, словно на подсознательном уровне почувствовав угрозу, исходящую сейчас от постановщика. После вчерашнего, когда Хатаке столь бесцеремонно вытащил Умино из-за стола и увёл к себе в номер, особенно удивляться уже было нечему. Оставалось лишь догадываться, что заставило его подойти к ним сейчас.
- Ирука, – медленно, растягивая гласные, произнёс имя парня Какаши, обнимая его сзади и буквально выдёргивая из цепких рук Митараши. – Представь подруге своего любовника, а то нам так и не удалось познакомиться раньше, – Хатаке улыбнулся, хотя его улыбка в данный момент больше смахивала на звериный оскал.
С удовольствием глядя на вытянутые от удивления лица молодых людей, пепельноволосый решил продолжить, явно наслаждаясь произведённым эффектом.
- Хатаке Какаши, - постановщик протянул руку пребывающей в оцепенении Анко. – Очень рад знакомству.
Ирука, находящийся в не меньшем шоке от происходящего, чем все остальные, судорожно искал выход из сложившейся ситуации. Он был ошарашен внезапным появлением Какаши, которого после сегодняшнего утра вообще не надеялся увидеть возле себя. А тут ещё такое заявление! Хатаке прилюдно назвал его своим любовником! Это что-то умопомрачительное! Такого просто не может быть! Или, всё-таки, может? Тем не менее, Умино никак не мог сообразить, что ему делать и как себя вести.
В этот момент к ним подошли Эбису и Генма, видимо, решив, что с этим знакомством не следует слишком затягивать. На самом же деле, Эбису просто слишком беспокоился за находящегося в столь непростой ситуации Умино и, не внимая доводам возлюбленного, потащил его в сторону замершей компании.
- Ребята, автобус уже ждёт, нам пора ехать, если, конечно, за вами не приехали встречающие, – поспешил разрядить обстановку Ширануи.
- Мы с Ирукой поедем на такси, – Хатаке уверенно подхватил с пола сумку парня и, заставив её взять, поспешно потянул за собой к выходу. – Всем до свидания, завтра встречаемся, как обычно, в студии! – не оборачиваясь, прокричал пепельноволосый, растворяясь в толпе вместе с потерявшим дар речи Умино, словно безмолвная кукла следующим за ним по пятам.
Выбравшись наружу, пепельноволосый так же стремительно потащил за собой Ируку в сторону стоянки такси.
Уже сидя на заднем сиденье рядом с Хатаке, который, не раздумывая, назвал водителю только один адрес, судя по всему - свой, Умино наконец обрёл вновь возможность разговаривать.
- Что ты снова вытворяешь! – задыхаясь от нахлынувшего возмущения, громко произнёс парень, глядя на абсолютно спокойного мужчину.
- Тише, не шуми, – лениво отозвался постановщик, обнимая и притягивая к себе полыхающего праведным гневом Умино. – Мы просто едем ко мне.
- Здорово! Просто замечательно! – продолжал негодовать молодой человек. – Сегодня утром ты предпочёл сделать вид, что между нами вообще ничего не было, просто проигнорировал меня, досадливо отмахнувшись. А вечером во всеуслышание заявил, что мы с тобой любовники! Это вообще верх безумия! Ты вообще меня всерьёз не воспринимаешь? Зачем тогда это представление, для чего? Тебе скучно и нечем заняться?
- Да успокойся ты уже, – спокойным, ровным голосом отозвался пепельноволосый, словно не замечая гневной тирады молодого танцора. – Я просто показал всем, кому ты принадлежишь, вот и всё. И нечего этой девице распускать свои руки. А тебе, кстати сказать, теперь нужно не позволять окружающим лапать себя, когда вздумается, мне это не нравится.
- Тебе не нравится! Не распускать руки! Я принадлежу тебе! Ты вообще о чём? – Ирука стал просто пунцовым от возмущения и обиды. Этот надменный эгоист совершенно не хотел считаться с его мнением. – Анко моя подруга!
- Она тебе не подруга. Скоро я тебе это докажу, – похолодевшим тоном отозвался Хатаке. – И нечего на меня так смотреть, словно на врага. Ты мой, я так хочу и, значит, так будет, остальное не имеет значения.
Ирука не сумел в ответ вымолвить ни слова. Он, конечно, знал, насколько эгоистичен и своенравен этот человек. Но чтобы так! Это полный беспредел. Такими темпами их взаимоотношения превратятся в «господин – подчинённый», к такому Умино был определённо не готов. Но что остаётся делать? Какаши совершенно не даёт возможности решать за себя самому, он даже слова против сказать не позволяет, а все недовольные возгласы принципиально не замечает! Чёрт! Ну почему же всё так сложно? Вот угораздило же связаться именно с ним! Нет, придётся всё-таки решить всё раз и навсегда. Нельзя позволять так унижать и подавлять, навязывая только своё мнение.
Погрузившись в свои невесёлые размышления и отвернувшись в противоположную от предмета своих раздумий сторону, Ирука и не заметил, как машина остановилась.
- Выходи, мы приехали, – прозвучал над ухом тихий голос Хатаке, заставивший вздрогнуть и за мгновение вернуться к действительности.
Выйдя из машины, забрав свои вещи, мужчины остановились на тротуаре. Какаши развернулся и, махнув рукой в сторону роскошного двухэтажного дома, проговорил:
- Ну вот, если честно, здесь мало кто бывал, эта мой дом, моя крепость, здесь меня ни для кого не существует, можно сказать, я здесь прячусь, – едва заметно улыбнувшись, Хатаке посмотрел на стоящего рядом парня.
Никто из них не заметил припаркованного на обочине автомобиля, из которого за ними пристально наблюдали.
- Я так и думал, – сквозь зубы прошипел Мизуки. – Значит, этот мальчишка занял мое место не только на танцполе, но и в его постели. Не думайте, что я это так оставлю, даже не надейтесь…
- Что с тобой? Что-то случилось? – Эбису пристально вглядывался в собирающего на автомате вещи Умино. – На тебе лица нет.
- С чего ты взял? Всё в порядке, честно! – Ирука мужественно постарался выдавить из себя правдоподобную улыбку, хотя прекрасно понимал, что провести своего проницательного друга у него не получится.
- Это из-за него, да? – хмурый взгляд неотрывно сверлил спину укладывающего в чемодан одежду молодого человека. – Всё потому, что ты не слушал меня и…
- Прошу тебя, Эбису, перестань! – мгновенно развернувшийся Умино решительно посмотрел в глаза своему другу. – Я тебя очень прошу, не нужно сейчас об этом, – Ирука и без того никак не мог прийти в себя после столь запоминающегося, словно ледяная, снежная лавина обрушившегося на него утра, а уж выслушивать очередные нравоучения и реплики типа: «Я ведь тебя предупреждал! Я ведь говорил тебе! Почему ты меня не послушал?» вовсе был не в состоянии.
- Я знаю, что ты хотел предостеречь меня, ты заботишься обо мне и переживаешь за меня, наверное, сильнее, чем кто-либо, на то ты и мой лучший друг, – молодой танцор подошёл ближе к замершему возле стола парню и, взяв его за руку, тихонько уткнулся лбом ему в плечо. – Эбису, со мной всё в порядке, ничего страшного не произошло. Я ведь взрослый человек – справлюсь. Да и не произошло ничего непоправимого, ну, по крайней мере, того, о чём бы я впоследствии жалел, обливаясь горючими слезами, или норовя наложить на себя руки, как герой какой-нибудь мелодрамы, – теперь у кареглазого получилось, наконец, улыбнуться. Он немного отодвинулся от Эбису и посмотрел ему в глаза, старательно делая вид, что всё в порядке.
Эбису и Ирука дружили с детства. Ещё когда были живы родители маленького Умино, мальчик из соседнего дома всегда ждал его по утрам, чтобы вместе пойти в школу. И со школы они всегда возвращались вместе, и уроки делали по обыкновению у кого-то из них дома. В общем, практически постоянно находились рядом друг с другом. И не удивительно, что когда Ирука решил записаться в школу танцев и даже родителей в этом убедил, то Эбису, не раздумывая, последовал за ним в ту же школу искусств. Вот только не на хореографическое отделение, а на отделение вокала, так как обладал весьма впечатляющим голосом даже для своего возраста. Хоть и предрекали многие, что ломка голоса сыграет с ним в своё время дурную шутку, этого не произошло. И по сей день черноволосый красавец, привлекающий к себе внимание своей статью и изяществом, завораживал слушателей своим чудесным, бархатным баритоном.
Тогда, когда родители Умино погибли, и его отправили в приют до совершеннолетия, Эбису чуть с ума не сошёл. Словно безумный он метался, не зная чем и как помочь в этой беде своему другу. Ирука был младше на год и поэтому опекать его, оберегать и защищать вошло у молодого человека в привычку. И то, что в тот момент это стало невозможным, более того, вообще было неизвестно, что там происходило, за этими холодными, каменными стенами приюта с его другом, заставляло Эбису чувствовать себя чуть ли не предателем. Хотя умом он и понимал, что это не так, ничего не мог с собой поделать. Ему постоянно казалось, что Умино должен ненавидеть его за то, что его родители живы, за то, что ему не приходится жить в чужом, страшном месте с чужими, злобными людьми, за то, что они не могут теперь вот так же беззаботно вместе идти со школы, обсуждая все забавные происшествия за день.
Благо, что им удавалось видеться в школе искусств - Ируку, как одарённого юного танцора, не отчислили, а перевели на бюджетное обучение, как и положено в таком случае. Да и помимо этого удавалось иногда встречаться и проводить вместе время, как и раньше.
Только вот теперь Умино был совсем другим… Нет, он никоим образом не стал относиться к Эбису хуже, что постоянно тому мерещилось от чрезмерных переживаний, и не стал угрюмым и замкнутым, что не редкость для оказавшихся в такой ситуации, просто стал… взрослым. Резко, в одночасье. Он стал уверенным в себе и уже не походил на того скромного мальчишку, который прятался за спиной своего друга и осторожно выглядывал, когда они вместе знакомились с ребятами из соседнего двора. Теперь Ирука был самостоятельным, был в состоянии позаботиться о себе сам, задумывался о будущем, строил планы, размышлял о взрослой жизни. Как-то так получилось, что в одночасье Умино стал старше Эбису и, пожалуй, в некоторых вопросах мог и сам ему запросто помочь и посоветовать много чего полезного и правильного. Всё это, конечно же, радовало, но неизменно напоминало о трагедии, которая привела к столь значимым переменам во внутреннем мире молодого человека. Тем не менее, Ирука не разучился улыбаться, он всё также был открытым и порой даже слишком наивным, видел во всех и вся не только плохое, но и хорошее, и, конечно, надеялся только на лучшее. По-другому он просто не умел. Слишком добрый, слишком радушный и доброжелательный. Слишком… Слишком… Этих «слишком» было слишком много в этом жизнерадостном, сильном человеке, неизменно притягивающем окружающих, словно огонь фонаря мотыльков. Вот только принимать то, что далеко не все по натуре своей столь же бескорыстны и доброжелательны, как и он сам, Умино упорно не хотел. Он, словно одержимый, верил, что в каждом человеке есть что-то своё, особенно хорошее и привлекательное, и каждый способен отыскать это в себе, стоит лишь приложить усилия. Конечно, он не был слепым и видел всё, как есть, в полной мере, просто старался всему найти достойное объяснение и оправдание и считал, что каждый может ошибаться, так же, как и у каждого должен быть шанс исправить собственную ошибку. Ведь потерять что-то очень дорогое для тебя так просто. Потерять раз и навсегда, без возможности что-то исправить, безвозвратно… Поэтому каждый, по его мнению, должен был иметь второй шанс, или даже не только второй, а столько, сколько угодно этих самых шансов исправиться или исправить, пока есть самое главное, самое ценное и доступное любому от рождения – жизнь. В этом он убедился очень рано и оставался верен своим убеждениям всегда.
- Эбису, оставь нас с Ирукой, пожалуйста, наедине ненадолго, – в дверном проёме, прислонившись спиной к косяку, стоял Ширануи. Как долго он так стоял, парни не знали, слишком увлечённые своими мыслями, они его присутствия даже не заметили. – Тебя, кстати, Райдо искал. Иди, он уже в фойе, вместе со всеми, – и хореограф кивком головы указал возлюбленному на выход.
Эбису недовольно скривился, но просьбу Генмы всё-таки выполнил. И лишь проходя мимо него, легонько задел плечом и прошептал почти над самым ухом: - «Я виделся сегодня с Намиаши, мы всё детально обсудили, мог бы чего поубедительнее придумать».
И, глядя на немного растерявшегося мужчину, едва заметно улыбнувшись, покинул гостиничный номер Умино.
- Ирука, я задержу тебя ненадолго, – начал разговор Ширануи. – Я просто стал невольным свидетелем вашего с Эбису разговора и… Ну, признаюсь, не совсем невольным, я ждал, когда ты появишься у себя, и мой дорогой себе места не находил, хотя, ты и сам знаешь.
- А почему ты меня ждал? – несколько удивлённо произнёс молодой танцор, заинтересованно глядя на замявшегося мужчину, стоящего перед ним. – Я не понимаю.
- Ирука, всё просто и не просто одновременно. Я вижу по твоему состоянию, что Хатаке сделал что-то не так, или, точнее сказать, сделал так, как он обычно делает, а ещё точнее - он попросту ничего не сделал из того, на что стоило бы рассчитывать, будь на его месте другой человек и….
- Генма, ты надо мной издеваешься? – Ирука хмуро уставился на пытающегося собрать слова в кучу хореографа, прекратив на время паковать вещи. – У меня и так в голове полный винегрет, сам не знаю и не понимаю, что чувствую, о чём думаю, и вообще! Я не очень хорошо понял, что ты сказал, и, кстати, с чего ты решил, что в моём теперешнем состоянии виноват Хатаке? Хотя, стоп, это я от нервного перенапряжения, наверное, туплю. Конечно же, ты всё знаешь, ведь Эбису и сам Какаши…
- Именно о нём я и хочу с тобой поговорить. Естественно, я в курсе всего происходящего, ведь этот упрямый дурак мой самый лучший друг, как твой Эбису.
- Это я уже понял и, причём, давно, – с ноткой едва заметного раздражения отозвался Умино.
- Я прекрасно вижу всё, что с ним происходит. Вижу и понимаю, причём гораздо больше, чем он сам, в этом можешь не сомневаться. И раз уж вы не послушали нас с Эбису тогда, когда ещё было не поздно, и всё-таки сблизились, несмотря на все наши предупреждения, вам уже не удастся сделать вид, что ничего не произошло, вы сами попросту не сможете этого сделать. Конечно, вы ведь оба взрослые и самостоятельные люди, и сами можете решать, что вам делать, а что нет, – прервав хотевшего было возразить ему танцора, Ширануи присел на кровать и жестом предложил сделать то же Ируке.
– Вы не обязаны перед нами отчитываться и не обязаны следовать нашим советам и выслушивать всяческие доводы, это действительно так. Просто мы слишком хорошо знаем вас обоих и прекрасно представляем, чем всё это закончится. Точнее будет сказать, это вообще вряд ли закончится, – Генма тяжело вздохнул и с каким-то безумным сожалением и досадой посмотрел на молодого парня. Ирука же сидел и смотрел на него абсолютно непонимающим взглядом, пытаясь хоть как-то разложить в голове всё сказанное им и попытаться понять.
- Вы с Хатаке очень разные, слишком разные… – вновь заговорил хореограф. – Хотя, в любых других случаях это, как правило, очень хорошо и лишь сближает людей и делает их более интересными друг для друга, но только не в вашем случае. Твоя яркая, отзывчивая, пронизанная чувствами и добротой натура неизбежно разобьётся вдребезги об этот чёртов ледяной, неприступный замок, который Какаши воздвиг вокруг себя, причём сознательно. Это всё очевидно, но сейчас я хотел немного не то сказать, – Ширануи на мгновение замер, словно собираясь с мыслями и готовясь к очередной фразе, глядя на ошалевшего Умино, взирающего на него уже со смесью интереса и некоторых сомнений, видимо, по поводу самочувствия собеседника.
- Я наблюдал за вами. Наблюдал с самого начала, как только увидел, как он посмотрел на тебя впервые, там, в зале, на соревнованиях между выпускниками школ. Именно тогда я заметил, что он обратил на тебя своё внимание. Правда, сначала мне показалось, что это его обычный мимолётный, заинтересованный взгляд, как и всегда до этого момента, но я ошибся… С каждым днём, наблюдая за его действиями, взглядами в твою сторону, а затем и за неприкрытым демонстрированием интереса, я всё больше замечал, что к тебе он относится совершенно иначе, не так, как к другим. Да что далеко ходить! Я был ошарашен, когда наблюдал такое редкое явление, как смеющийся Хатаке Какаши, когда он стоял рядом с тобой. Этого зрелища, смею тебя заверить, были удостоены очень немногие, – Генма снова ненадолго замолчал, с интересом наблюдая за реакцией парня на свои слова.
- Это так заметно со стороны? – немного нерешительно проговорил озадаченный Умино.
- Для меня очень заметно, я ведь уже говорил, я знаю его, пожалуй, лучше, чем он сам, – уверенно отозвался Ширануи. – И все эти его теперешние чувства, которые он к тебе испытывает, естественно, от меня не укрылись. Ирука, ты для Какаши особенный, ты нравишься ему, и он видит в тебе сильного человека и способного, талантливого танцора. Вот, только… В своих чувствах и тех эмоциях, которые столь неожиданно захватили его сознание и тело, он не готов признаться даже самому себе, не то что кому-то другому. И даже если признаться он всё-таки сможет себе любимому, то принять этот факт будет для него за гранью реальности! Он просто не сможет адекватно реагировать на всё с ним же происходящее и, несомненно, натворит кучу глупостей из-за своей собственной непримиримости со своим внутренним я. А в итоге… В итоге, Ирука, из-за всего этого пострадаешь именно ты. Ты, который заставил его сомневаться в необходимости собственных, за годы выстроенных ледяных преград между ним и всем человеческим. Ты, который заставил его почувствовать нечто большее, нежели простое удовлетворение первичных потребностей и заставил всерьёз задуматься о чём-то, кроме искусства. Ты, о котором он, несомненно, слишком много думает в последнее время и от этого чувствует себя неуверенно и сомневается в каждом своём действии и решении. Он не привык так жить, он просто так не умеет! Он привык всё и всегда контролировать. Хатаке извечно холоден, расчетлив и уверен в своей правоте и умении повернуть любую ситуацию в свою сторону. Он просто сейчас растерян и не знает, что делать со всеми этими навалившимися на него, доселе неизведанными эмоциями. И нет никаких гарантий, что он сделает правильный выбор и примет нужное решение, которое позволит ему сохранить рядом любимого человека и не потерять себя при этом. Скорее всего наоборот, он сейчас всеми силами будет сопротивляться своим чувствам, но и ни в коем случае не оставит тебя в покое. Ты уже принадлежишь ему, просто для него это естественно - брать то, что он считает нужным и причитающимся ему по праву, и его абсолютно не волнует, что ты сам думаешь по этому поводу, – хореограф улыбнулся тут же приготовившемуся возражать Умино и легонько похлопал его по плечу.
- Не кипятись, в этом весь Хатаке и другим он не будет. Он потребитель до мозга костей. Чужое мнение для него никогда не будет превыше его собственного, кем бы ни был этот человек.
- Но ведь это неправильно! – не сдержавшись, всё же высказался молодой человек, с беспокойством потянувшись к шраму на переносице. – Это ведь очень нелегко - всё время принимать чью-то позицию, забывая о своём собственном мнении и желаниях. Хотя… Я ведь уже не раз сталкивался с этой его чертой и принимал её, хоть и переживал, и злился на него по этому поводу, но, тем не менее, ничего с этим поделать не мог. Он словно гипнотизирует каким-то неведомым образом, заставляет делать то, что ему нужно, и напрочь забывать о своих собственных потребностях на тот момент.
- Да, ты прав, – Генма даже рассмеялся, чуть не выронив изо рта зубочистку. – Наш великий гений обладает удивительной притягательностью, несмотря на его холодность и отчуждённость, есть в нём что-то такое, что заставляет людей следовать за ним, не раздумывая о собственных нуждах и желаниях. Я вот что хочу тебе сказать, Ирука. Вернее, даже не сказать, а попросить, если можно так выразиться. Чёрт, Эбису меня прибьёт, если узнает, о чём я тебя прошу, – нервно усмехнувшись, продолжил Ширануи.
- За что? – Умино непонимающе уставился на хореографа.
- За просьбу мою, – тут же ответил Генма. – Ирука, я тебя очень прошу, дай этому недочеловеку шанс.
Тут молодой танцор уже вообще готов был впасть в ступор от столь странного заявления сидящего рядом мужчины. Он просто открывал и закрывал рот, не в силах произнести ничего вразумительного.
- Я понимаю, ты сейчас думаешь, что это странно выглядит, что, по-твоему, этому чёрствому ублюдку вовсе нет до тебя дела и говорить тут вообще не о чем, но ты ошибаешься. Даже если сегодня он сделал что-то в своём репертуаре, а, скорее всего, так и было, и, по-твоему, ты его больше не интересуешь, ты ошибаешься. Это не так, поверь мне. Он просто в очередной раз повёл себя привычным для него образом, не отдавая себе отчёт в том, что рядом с ним не очередное одноразовое развлечение, чьего имени он не то, что не запомнит, а попросту и не спросит даже, а совершенно другой человек. И от того, как ты воспримешь это его поведение, будут зависеть ваши с ним взаимоотношения. Он не в состоянии провести для себя самого эту грань, разделяющую ложное и настоящее. Пока не в состоянии… И если ты сейчас, а я уверен, тебе очень хочется это сделать, попросту пресечёшь с ним всякие контакты и, разочаровавшись, откажешься от него, вычеркнув из жизни, он никогда не сможет понять и почувствовать этой разницы. Ведь такого, как ты, он вряд ли встретит ещё на своём жизненном пути. Такие сильные эмоции просыпаются в людях, подобных Хатаке, лишь однажды, – Ширануи снова умолк, готовясь сказать, видимо, самое важное. – Я прошу тебя, Ирука, не отказывайся от него. Теперь Умино сидел и всеми силами старался унять своё бешено колотящееся в груди сердце. Такой просьбы он не ожидал услышать и как теперь быть, просто не представлял. Ему, конечно же, совершенно не хотелось вот так, после единственной, самой прекрасной ночи в его жизни, расставаться с Какаши, но то, как он повёл себя сегодня утром, заставило усомниться в правильности своего собственного недавнего выбора и решения. Слишком резко менялся этот человек, слишком непредсказуемым был. Выдержать такие резкие контрасты было под силу далеко не каждому, и даже несмотря на то, что слабым себя Ирука не считал, вполне осознавал, какие испытания его могут ожидать рядом с Хатаке.
- Генма, это всё так странно, сложно и неожиданно, я даже плохо соображаю, что происходит, но всеми силами стараюсь остаться в здравом уме. Я вполне осознавал, что представляет собой Хатаке Какаши, прежде чем позволить самому себе зайти столь далеко и подсознательно готовился к различным вариантам исхода этих, скажем так, взаимоотношений. Но, к моему разочарованию, он в одночасье переплюнул все мои ожидания и… Чёрт, Генма! Да меня до сих пор трясёт! Как только вспомню его отстраненный, ледяной тон – словно абсолютно чужой человек передо мной, будто и не было между нами ничего, ни прогулок в парке, ни посиделок в его любимом кафе, ни вчерашней ночи… Ничего не было… Я понимаю, я слишком на многое надеялся, наверное, слишком многого хотел, и на какое-то мгновение мне действительно показалось, что нет ничего недостижимого и вот она - моя мечта, моя реальность… Но, видимо, ошибся, очень сильно ошибся. Но ты не подумай, я никого ни в чём не виню, кроме собственной слабости перед желанием быть близким для этого далёкого человека и собственной наивной доверчивости, что ли. Всю жизнь у меня так, вечно во всём вижу скрытые возможности и надежду на лучшее. Знаю, я глупый, дурак…
- Перестань, ты не дурак и не глупый, ты - настоящий, яркий, добрый, чуткий, доверчивый и так далее, твои достоинства можно долго перечислять. Именно это и привлекло в тебе Хатаке. Привлекло и одновременно насторожило, он попросту не верит в существование таких, как ты. Он привык к тому, что возле него постоянно вертятся те, кому от него что-то нужно, те, кто хочет добиться славы и известности, не прилагая никаких усилий и не обладая никаким талантом. Он привык просто использовать таких бесполезных, бездарных, по его мнению, людей, не более. А с тобой у него всё иначе.
- Ты обо мне как о редкой зверушке говоришь, – немного смущённо проговорил молодой человек.
- Я ведь уже сказал тебе, что ты не зря надеялся, ты действительно небезразличен Какаши! Вот только нужно приложить немалые усилия и кучу терпения, чтобы постараться вытащить на свет его настоящие чувства и, кроме тебя, ему в этом никто не сможет помочь. Я ведь не прошу тебя подстраиваться под него, следовать всем его прихотям, напротив, учись вести себя с ним поувереннее, не бойся отказать, если что-то не нравится, и вообще, хотя бы просто не отталкивай. Пожалуйста, дай ему шанс понять, что он чувствует к тебе на самом деле, просто побудь рядом. Тебе ведь он нравится? – Ширануи выжидающе уставился на зардевшегося парня. – Ведь гораздо больше, чем просто нравится, я прав?
- Да… Ты абсолютно прав, – с плохо скрываемым сожалением отозвался молодой танцор. – У меня никогда ничего просто не бывает. Даже влюбиться угораздило в самого бездушного, жестокого и бесцеремонного эгоиста! – не сдержавшись, выпалил Умино.
- Ирука, а как же твоё мнение о том, что каждый способен стать счастливым и изменить своё отношение к окружающей его обстановке и людям? Ты ведь сам говорил, что надежда остаётся с человеком до самого конца, и не бывает безвыходных ситуаций и неисправимых людей, и…
- Много чего я говорил, – опустив голову, ответил Умино. – Я и сейчас не отказываюсь от своих слов и никогда не откажусь, ведь я действительно так считаю, я так живу. Вот только… Смогу ли я разделить эту свою уверенность и надежду вместе с ним, с Какаши? Примет ли он меня? Захочет ли увидеть во мне человека со своими чувствами и эмоциями, желаниями и возможностями? Не выбросит ли потом за ненадобностью, как многих других, таких же, как я, – молодой танцор с горечью посмотрел на сидящего рядом мужчину. – Генма, а если я не смогу? Раньше мне казалось, что всё по плечу, всё возможно, стоит только усердно трудиться и стараться. А сейчас… Сейчас я в замешательстве. Я впервые испытываю столь сильные, ни с чем не сравнимые чувства к человеку, который, возможно, попросту никогда их не примет. Но… Я так же отчётливо понимаю, что не откажусь от этой попытки, особенно после этого нашего с тобой разговора. Теперь у меня снова появилась надежда, спасибо большое за то, что решил со мной поговорить. Ты мне очень помог, – взволнованно потирая шрам едва заметно подрагивающими пальцами парень, наконец, по-настоящему улыбнулся. – Генма, ты замечательный друг.
- Вот и хорошо, – тут же воспрял духом Ширануи. – Ты уже собрал все вещи?
- Почти.
- Давай тогда заканчивай и пойдём, нас уже наверняка заждались, пора ехать в аэропорт.
Расположившись в своём кресле в самолёте, Хатаке искоса наблюдал за Ирукой, который сейчас вместе с друзьями направлялся к своему месту. Не сказать, что парень был расстроен или удручён, но, тем не менее, не было прежней непринуждённой улыбки и озорного блеска в глазах. На какое-то мгновение постановщику даже показалось, что Умино сейчас выглядит старше своих лет. Непривычно серьёзный и даже какой-то уставший, что ли.
Ещё бы, после сегодняшнего утра у него для этого имелась масса причин. Какаши прекрасно понимал, что очень сильно обидел Ируку. Наверное, даже правильнее будет сказать – разочаровал. Он и сам себе не мог объяснить, почему всё-таки повёл себя именно так, ведь всё его существо кричало о том, что он совершает ошибку, огромную ошибку. До одури хотелось притянуть к себе это ещё сонное тело и целовать, целовать, целовать, не останавливаясь. А ещё лучше было бы забраться к нему под одеяло, пока он ещё был в постели, и повторить всё то, что они проделывали этой ночью, наслаждаясь близостью этого желанного, манящего тела. Но нет… Нужно было принять свою обычную позу отчуждения и седлать вид, что ничего и не произошло вовсе, и теперь все лишние напоминания о вчерашнем, включая самого Ируку, ему совершенно ни к чему.
Были отчётливо заметны сначала искреннее недоумение парня, затем разочарование и боль. Хатаке плохо себе представлял, что это такое, но почему-то был уверен в том, что Ируке в тот момент было очень больно. Он, буквально, спиной ощущал, как кареглазый сжался, словно стараясь спрятаться от обрушившегося на него волной безразличия, как судорожно сжались его кулаки, Какаши даже казалось, что он слышит стук его сердца.
И как потом немыслимо хотелось развернуться и, выбежав из ванной, не дать ему выйти за дверь, не отпустить, прижать к себе крепко – крепко, сказать, что всё это не всерьёз, что он на самом деле не хотел причинять этой боли, а просто не умеет по-другому, но, как всегда, остался непоколебим. Иначе и быть не могло. Хатаке Какаши не идёт на поводу у своих, пока не совсем ему понятных, эмоций. Он не может себе этого позволить, иначе перестанет быть самим собой.
Да и куда этот парень теперь от него денется? Никуда. Будет ещё время его утешить, вот хотя бы сегодня, по возвращении в Осаку. Вот именно, сегодня вечером он просто заберёт его к себе и уже на месте даст понять, что, несмотря на сегодняшнее утро, заинтересован в нём, очень заинтересован.
Улыбнувшись своим собственным мыслям, в предвкушении приятного вечера в обществе соблазнительного кареглазого парня, Хатаке откинулся на спинку кресла и блаженно прикрыл глаза.
Уже в аэропорту, получив свой багаж и вместе с Генмой пройдя в зал для встречающих, Хатаке стал свидетелем того, что ему абсолютно не понравилось. Правильнее будет сказать - он еле сдержался и, не без помощи хореографа, остался внешне невозмутимым и даже за короткое время сумел изобразить весьма эффектный номер под названием «Моё – не тронь!»
Как только Ирука с друзьями вошли в зал для встречающих, к ним, словно безудержный вихрь, сметающий всё и вся на своём пути, подлетела Анко. Без лишних разговоров, бросив лишь короткое «привет» всем остальным, она тотчас же запрыгнула на руки к Умино и принялась его целовать на глазах у всех. Немного оторопевший от неожиданности молодой человек выронил из рук свою сумку и едва не упал, с трудом удержав равновесие и девушку, даже и не думающую выпускать его из своих цепких объятий. Все вокруг по обыкновению хихикали и подначивали его, не впервые наблюдая такие столь откровенные сцены с участием безумной Митараши.
Только вот Хатаке их веселья не разделял. С трудом сдерживаясь, чтобы не подойти и не оттащить за шкирку эту бесстыжую девицу от своего Ируки, он лишь с силой стиснул зубы и, поставив свой багаж на пол, попросил Генму приглядеть за ним. О том, что сейчас для самого себя он назвал Умино своим и безумно разозлился на ничего не значащий для него в любое другое время поступок девушки, Какаши пока не задумывался. Сейчас всё его существо протестовало против такого вольного обращения с принадлежащим только ему одному парнем, а то, что этот самый парень при этом вроде и не особенно сопротивлялся, позволяя наглой брюнетке вытворять с ним всё, что заблагорассудится, взбесило окончательно.
- Какаши, успокойся, – раздался рядом встревоженный голос Ширануи. Сейчас тот тоже пребывал в шоковом состоянии, такой реакции друга на подобную ситуацию он себе даже представить не мог, проще говоря, он никогда не видел Хатаке в таком состоянии. Словно разъярённый зверь, он готов был броситься вперёд и разорвать в клочья всех, кто ненароком удосужился коснуться его Ируки. А уж бедную Митараши, пожалуй, ждала самая долгая и мучительная смерть за то, как она бесцеремонно обошлась с его сокровищем.
- Я спокоен, – тихим, уверенным голосом отозвался пепельноволосый.
- Вижу. Честно, я в шоке! Я и не представлял, что ты так можешь! – взволнованно протараторил хореограф. Он и волновался и радовался из-за сложившейся ситуации одновременно. Волновался потому, что его друг, отличающийся незаурядной неординарностью и непредсказуемостью, мог выкинуть на данный момент всё, что угодно. А радовался, потому что сейчас в нём полыхала целая буря эмоций, так старательно отвергаемая им самим и теперь с трудом сдерживаемая.
- Какаши – ты ревнуешь, – тихо, почти шёпотом произнёс Ширануи. А потом улыбнулся и посмотрел на изумлённо уставившегося на него блондина.
- Ты это о чём? – словно не понимая его слов, отозвался Хатаке. – Просто это моё, а я не люблю, когда что-то моё трогают.
- Впервые это от тебя слышу. Это говорит лишь о том, что ты впервые это почувствовал, это, кстати, чувство собственности. Оно неизменно возникает по отношению к людям, которые нам небезразличны, и которых мы хотим видеть только в своих объятиях, – чуть насмешливо продолжал хореограф.
- Давай ты оставишь свои россказни на потом, мне сейчас нужно кое-что сделать.
- Надеюсь, ты не собираешься предпринимать каких-либо неадекватных действий? – взволнованно переспросил его Ширануи.
- Не беспокойся, последи за багажом, а я пойду, представлюсь.
Сделав пару глубоких вдохов – выдохов, Хатаке направился в сторону интересующей его компании.
Заметивший краем глаза стремительно направляющегося к ним пепельноволосого, Ирука не на шутку заволновался. Слишком уж грозным и решительным был его вид. Создавалось впечатление, что он готов сейчас разнести всё в пух и прах по одному ему известной причине. Насколько было возможно, он постарался оторвать от себя плотно прильнувшую Анко, которая, к его счастью, на данный момент хотя бы уже слезла с его рук и просто стояла рядом, прижавшись к нему всем телом.
Какаши подошёл к ним вплотную и остановился, пристально разглядывая изумлённо уставившуюся на него девушку. Все остальные непроизвольно сделали шаг назад, словно на подсознательном уровне почувствовав угрозу, исходящую сейчас от постановщика. После вчерашнего, когда Хатаке столь бесцеремонно вытащил Умино из-за стола и увёл к себе в номер, особенно удивляться уже было нечему. Оставалось лишь догадываться, что заставило его подойти к ним сейчас.
- Ирука, – медленно, растягивая гласные, произнёс имя парня Какаши, обнимая его сзади и буквально выдёргивая из цепких рук Митараши. – Представь подруге своего любовника, а то нам так и не удалось познакомиться раньше, – Хатаке улыбнулся, хотя его улыбка в данный момент больше смахивала на звериный оскал.
С удовольствием глядя на вытянутые от удивления лица молодых людей, пепельноволосый решил продолжить, явно наслаждаясь произведённым эффектом.
- Хатаке Какаши, - постановщик протянул руку пребывающей в оцепенении Анко. – Очень рад знакомству.
Ирука, находящийся в не меньшем шоке от происходящего, чем все остальные, судорожно искал выход из сложившейся ситуации. Он был ошарашен внезапным появлением Какаши, которого после сегодняшнего утра вообще не надеялся увидеть возле себя. А тут ещё такое заявление! Хатаке прилюдно назвал его своим любовником! Это что-то умопомрачительное! Такого просто не может быть! Или, всё-таки, может? Тем не менее, Умино никак не мог сообразить, что ему делать и как себя вести.
В этот момент к ним подошли Эбису и Генма, видимо, решив, что с этим знакомством не следует слишком затягивать. На самом же деле, Эбису просто слишком беспокоился за находящегося в столь непростой ситуации Умино и, не внимая доводам возлюбленного, потащил его в сторону замершей компании.
- Ребята, автобус уже ждёт, нам пора ехать, если, конечно, за вами не приехали встречающие, – поспешил разрядить обстановку Ширануи.
- Мы с Ирукой поедем на такси, – Хатаке уверенно подхватил с пола сумку парня и, заставив её взять, поспешно потянул за собой к выходу. – Всем до свидания, завтра встречаемся, как обычно, в студии! – не оборачиваясь, прокричал пепельноволосый, растворяясь в толпе вместе с потерявшим дар речи Умино, словно безмолвная кукла следующим за ним по пятам.
Выбравшись наружу, пепельноволосый так же стремительно потащил за собой Ируку в сторону стоянки такси.
Уже сидя на заднем сиденье рядом с Хатаке, который, не раздумывая, назвал водителю только один адрес, судя по всему - свой, Умино наконец обрёл вновь возможность разговаривать.
- Что ты снова вытворяешь! – задыхаясь от нахлынувшего возмущения, громко произнёс парень, глядя на абсолютно спокойного мужчину.
- Тише, не шуми, – лениво отозвался постановщик, обнимая и притягивая к себе полыхающего праведным гневом Умино. – Мы просто едем ко мне.
- Здорово! Просто замечательно! – продолжал негодовать молодой человек. – Сегодня утром ты предпочёл сделать вид, что между нами вообще ничего не было, просто проигнорировал меня, досадливо отмахнувшись. А вечером во всеуслышание заявил, что мы с тобой любовники! Это вообще верх безумия! Ты вообще меня всерьёз не воспринимаешь? Зачем тогда это представление, для чего? Тебе скучно и нечем заняться?
- Да успокойся ты уже, – спокойным, ровным голосом отозвался пепельноволосый, словно не замечая гневной тирады молодого танцора. – Я просто показал всем, кому ты принадлежишь, вот и всё. И нечего этой девице распускать свои руки. А тебе, кстати сказать, теперь нужно не позволять окружающим лапать себя, когда вздумается, мне это не нравится.
- Тебе не нравится! Не распускать руки! Я принадлежу тебе! Ты вообще о чём? – Ирука стал просто пунцовым от возмущения и обиды. Этот надменный эгоист совершенно не хотел считаться с его мнением. – Анко моя подруга!
- Она тебе не подруга. Скоро я тебе это докажу, – похолодевшим тоном отозвался Хатаке. – И нечего на меня так смотреть, словно на врага. Ты мой, я так хочу и, значит, так будет, остальное не имеет значения.
Ирука не сумел в ответ вымолвить ни слова. Он, конечно, знал, насколько эгоистичен и своенравен этот человек. Но чтобы так! Это полный беспредел. Такими темпами их взаимоотношения превратятся в «господин – подчинённый», к такому Умино был определённо не готов. Но что остаётся делать? Какаши совершенно не даёт возможности решать за себя самому, он даже слова против сказать не позволяет, а все недовольные возгласы принципиально не замечает! Чёрт! Ну почему же всё так сложно? Вот угораздило же связаться именно с ним! Нет, придётся всё-таки решить всё раз и навсегда. Нельзя позволять так унижать и подавлять, навязывая только своё мнение.
Погрузившись в свои невесёлые размышления и отвернувшись в противоположную от предмета своих раздумий сторону, Ирука и не заметил, как машина остановилась.
- Выходи, мы приехали, – прозвучал над ухом тихий голос Хатаке, заставивший вздрогнуть и за мгновение вернуться к действительности.
Выйдя из машины, забрав свои вещи, мужчины остановились на тротуаре. Какаши развернулся и, махнув рукой в сторону роскошного двухэтажного дома, проговорил:
- Ну вот, если честно, здесь мало кто бывал, эта мой дом, моя крепость, здесь меня ни для кого не существует, можно сказать, я здесь прячусь, – едва заметно улыбнувшись, Хатаке посмотрел на стоящего рядом парня.
Никто из них не заметил припаркованного на обочине автомобиля, из которого за ними пристально наблюдали.
- Я так и думал, – сквозь зубы прошипел Мизуки. – Значит, этот мальчишка занял мое место не только на танцполе, но и в его постели. Не думайте, что я это так оставлю, даже не надейтесь…
@музыка: "Lunа" Juanes
@настроение: Созидательное, во!
@темы: Наруто, Драма, Доблестные шиноби Конохи, Любовь, Слэш
-
-
28.04.2012 в 00:12-
-
28.04.2012 в 00:14-
-
28.04.2012 в 00:19-
-
28.04.2012 в 00:19-
-
28.04.2012 в 09:52-
-
28.04.2012 в 10:03Очень приятно видеть ваш эмоциональный отзыв))) Спасибо!
-
-
28.04.2012 в 10:38-
-
28.04.2012 в 16:20-
-
28.04.2012 в 21:23ах какой Генма
_SHAMBALA_, спасибо, это было восхитительно, с нетерпением жду проду
-
-
28.04.2012 в 21:38-
-
28.04.2012 в 21:40-
-
29.04.2012 в 11:34-
-
29.04.2012 в 11:51-
-
22.08.2012 в 21:16-
-
22.08.2012 в 21:20Я рада, что тебе, наконец, удалось почитать!
-
-
22.08.2012 в 21:44-
-
22.08.2012 в 21:51-
-
27.08.2012 в 22:19-
-
27.08.2012 в 23:14